Я заболела и потеряла два дня поездки, не узнав про смотревшего на меня человека, не говоря уже о маминой картине, да и не выяснив отношений с Тео. Лихорадка перешла в кишечную инфекцию, или просто так мой организм отреагировал на стресс. На этот раз я спряталась, и мне помог сон. Я попыталась поесть, и съеденное тут же вышло обратно. Меня шатает, и желудок пуст, но, по крайней мере, не тошнит. Тело избавилось от яда, накопившегося от общения с Робертом.
Я хватаю телефон – наверное, пропустила важные звонки. Злюсь на себя за то, что так долго болела.
Боже, у Таши сегодня сканирование. Неужели пропустила? В календаре вижу, что у меня еще час до ее видеозвонка. И сколько дней осталось до возвращения домой. Всего десять, и я должна найти зацепку и отыскать мамину картину. Время бежит быстро.
Но прежде всего я должна быть там, ради Таши, ведь она всегда со мной, сколько себя помню.
В моем доме стоит затхлый запах, и я открываю двери на террасу, впуская свежесть. Снаружи воздух чист и прохладен, пахнет сырой землей. Ночью шел дождь, вчера, вероятно, тоже. Откуда мне знать – я спала как убитая.
Я слушаю голосовое сообщение и любуюсь видом. Душа уходит в пятки: сообщение от Дмитрия из галереи в Пилосе. Он просит меня связаться с ним как можно скорее.
Надо же, я ждала его звонка больше недели, а теперь дело срочное?
Тем не менее я сразу отвечаю, и он берет трубку.
–
–
– Да, это трудно описать по телефону, но, если учесть, что в продаже она не появлялась, картина может до сих пор находиться в Метони, если она вообще цела. Мне просто нужна помощь или подсказка, куда двинуться дальше.
– Мои соболезнования по поводу смерти вашей матери. Оригиналы ее картин мы не продавали, хотя копии да. Но, кажется, мне есть что рассказать. Несколько лет назад какой-то человек приносил картину, чтобы сделать для нее рамку. Я вспомнил о ней, потому что она была без подписи художника – только инициалы «М. Е.». Я было подумал, что подделка, но, клянусь, это была работа вашей матери. Я уверен в этом, потому что она была моей самой любимой художницей. Но, насколько помню, тот человек не сказал, кто автор, а без этого не узнаешь, действительно ли картина принадлежит кисти вашей матери. Я никогда не упоминал об этой работе, потому что он заявил, что это картина неизвестного автора, и я о ней забыл. Мы поместили ее в рамку. У нас есть такая услуга. Картина поразительна: море, скала, выступающая из песка. И человек шагает вперед.
Мое сердце от радости готово выпрыгнуть из груди, несмотря на усталость из-за болезни. Он описывает именно ту мамину работу, которую я ищу. Однажды она была в нескольких милях отсюда, но где она сейчас и у кого?
– Дмитрий, это она! – взволнованно визжу я. – На моей фотокопии тоже нет подписи, но мы точно говорим об одной и той же картине. Хотя мамины инициалы не М. Е.
Я с нетерпением жду ответа на следующий вопрос, и у меня пересыхает во рту.
– Кто же заказал рамку для картины? Вы помните?
Он вздыхает.
– Вот тут и начинаются трудности. Дело происходило лет двадцать назад, а то и раньше, тогда все документы были бумажными. Позднее сведения внесли в компьютер, а сами бумаги уничтожили. Я искал данные с тех пор, как узнал о вас и ваших поисках, но, мне очень жаль, этих записей не оказалось. Без имени покупателя или художника найти ничего невозможно.
– А не могли бы вы описать, кто принес картину? Может, помните какие-то детали, откуда тот человек?
Я отчаянно пытаюсь зацепиться хоть за что-то. Кажется, что этот разговор закончится впустую. Чувствую, что на сотню шагов отстаю в этой бешеной гонке, но хочу получить хоть что-нибудь от своей сумасбродной поездки.
– Я тогда с ним не работал, только поступил сюда. И вспомнил я этот случай исключительно из-за картины – такая прекрасная, она запечатлелась у меня в памяти, однако того человека я совсем не помню. Извините. И помочь ничем не могу.
Я совершенно измучена. Картина, вернее, возможное решение почти было у меня в руках, а через несколько мгновений оно отброшено. Если Дмитрий не может откопать клочок бумаги многолетней давности, чтобы указать мне на владельца, то я снова в тупике.
Осталось проверить лишь один смутный след – разыскать смотревшего на меня человека, но у меня до сих пор нет письма Тони с фотографией.
Я пытаюсь подытожить немногочисленные зацепки, не понимая, почему на маминой картине, которую я ищу, случайные инициалы. У меня есть скомканная, размытая фотокопия картины, которая может находиться в Метони, а может, и нет, и я жду письма, чтобы получить расплывчатый портрет мужчины с пристальным взглядом на фотографии с моей матерью. Не так много для продолжения поиска. Но это все, что у меня осталось.
Глава 20
Ноги Таши подняты на подставки, и только больничная простыня защищает ее скромность.