– Если превратить большой амбар, а может, и малые в жилье, длинная голубятня будет кулинарным классом, где можно преподавать. Люди бы приезжали к нам учиться кулинарному мастерству. Понятно, что организовать здесь нормальный ресторан не получится, поэтому я принесу в Грецию «Кухню Софи» как кулинарную школу. Я так обрадовалась, что могу снова работать, что у меня есть цель.
Он задумывается над предложением, набивая рот едой.
– Это твой дом, Софи. Если ты этого хочешь и дело приносит тебе радость, то почему бы и нет. Ты давно мечтаешь о кулинарной школе, я помню. Так пусть эта мечта сбудется.
Он видит мое волнение, и у него блестят глаза.
– Я буду приносить твоим ученикам рыбу, и вы будете готовить. Как в наше первое свидание, только теперь для гостей.
Мое лицо расплывается в улыбке, и я встаю, чтобы его обнять и не стукнуть по голове гипсовой повязкой, как уже не раз бывало после возвращения из больницы.
– Спасибо, что веришь в меня.
Я благодарно его целую. Он долго целует меня в ответ, зарываясь рукой в волосы.
– С тобой я поверил в любовь, Софи mou. Делай все что хочешь.
Я в восторге не только от того, что буду жить здесь с ним, а и от возможности основать собственное дело. Кроме материнства, которого жду не дождусь, у меня есть цель. Я устрою здесь свой уголок, начну дело с нуля, как раньше в Лондоне.
В душе зарождается честолюбие, но приступ голода его отметает и возвращает меня к тарелке. Ребенок заставляет меня думать о еде чаще, чем обычно. И я не против. Надеюсь, семье Тео понравится новость о пополнении в наших рядах.
Глава 38
В желудке у меня какой-то комок нервов не от несварения, хотя и оно почти меня не покидает. Мы идем вдоль берега после сканирования в Каламате на обед к Григору и
Ребенок растет нормально, и нам после пережитых страхов приятно услышать на сонограмме быстрое сердцебиение. Мы решили не спрашивать пол ребенка, а опасения развеяны доктором Галаносом, который внимательно следит за всем. Больше всего тревожит, что скажут Григор и
Понимаю, как нервничает по этому поводу Тео. Мы ведь не женаты, а его семья привыкла следовать традициям, к тому же известие о ребенке может напомнить Григору о мучительных временах. День необычно хмурый, но еще тепло, что очень странно, когда быстро привыкаешь к яркому летнему солнечному свету и высокой температуре по утрам.
Мы идем рука об руку вдоль края воды.
На горизонте сплошным грозовым фронтом собираются тучи. Тео показывает на небо.
– Я зову их «почтовые тучки», они говорят о смене погоды.
Клубы темно-серого цвета аккуратно выстраиваются в ряд, один за другим, простираясь над заливом. Отбросив надвигающийся страх, прочитав возможное предзнаменование от метеобогов, мы идем дальше, песок, как мелкая сахарная пудра, проваливается под ногами.
– Хорошая погода или плохая? – спрашиваю я, размышляя, не сговорилась ли природа с предзнаменованием.
Тео в ответ пожимает плечами, и я смеюсь.
– Спасибо большое за подробный ответ.
И снова его останавливаю.
– А вдруг они от тебя отрекутся и не признают нашего малыша?
Он кладет руки мне на плечи и уверенно смотрит в глаза.
– Софи, отец многое пережил, да и бабушка тоже. Вспомни, именно она сказала нам, пора оставить на берегу новый след, что мы и сделали. Так?
Он ищет подтверждения, и я киваю.
– Софи
Он гладит меня по голове, успокаивая с каждым шагом.
Мы дошли до того места, где надо свернуть к дому. Взглянув на скалу мамы и Григора, я вижу бабочку. Она распахивает и складывает крылышки, дразня мгновениями разноцветного рисунка.
– Смотри, – показываю я.
Тео поворачивает голову, и бабочка взлетает в небо над водой, низко порхая над линией прилива.
– Как ты считаешь, это знак?
Тео наклоняется и целует меня.
– Да, знак. Что бы сегодня ни случилось, мы не одни.
За обедом меня не вовремя настигает тошнота, которая обычно бывает по утрам. Я ковыряюсь вилкой в тарелке, изо всех сил стараясь держать неприятное чувство в узде.
Юлия подозрительно смотрит, как я притворно наслаждаюсь каждым кусочком. Зная о моем пристрастии к еде, она подсознательно чувствует: что-то не так. Тео болтает, нахваливая угощение за двоих, однако
У всех, кроме меня, тарелки чистые, и Тео понимает, что дальнейшего молчания я не вынесу. Мне все равно не понять, что он скажет, ведь он будет говорить на родном языке, и терпеливо держу его за руку.
Слушая его речь, я улавливаю странные слова:
Я смотрю на остатки обеда, блестящие листья салата, кусочки морского леща, прилипшие к хребту.