Последнее письмо (ЛП)

— А я уже не помню, что это за чувство. Быть настолько взволнованной. Когда тебя приглашают на свидание. Ведь прошло уже семь лет. Семь, Бекетт, — она сжала мои бицепсы, ее ногти, несомненно, оставили полумесяцы на моей коже. — Я уверена, что моя девственность восстановилась, столько времени прошло.

— Да, не думаю, что это так работает…

— И я люблю свою жизнь. Я люблю Кольта, Мэйзи и этот бизнес. Я горжусь своим выбором, понимаешь? Я горжусь им! — ее голос поднялся вверх.

— Как и должно быть.

— И все, что связано с Мэйзи. В последнее время я только об этом и думаю. Ведь сейчас июль, верно? Значит, прошло девять месяцев с тех пор, как ей поставили диагноз. Девять месяцев. И я сделаю все, чтобы она жила…

— Например, позволишь мне удочерить ее, — вмешался я, думая, что это поможет.

— Именно! Я нашла самого сексуального, самого невыносимого, вызывающего привыкание мужчину, на которого я когда-либо смотрела, и засунула его не в зону друзей, а в зону друзей брата, а потом переместила его в зону папочки, где заметь, он все еще неприкосновенен.

По моему телу прокатился прилив жара. Я так хорошо держал свои руки при себе после нашей почти катастрофы на диване. Я пробегал по шесть миль в день, принимал холодный душ, плавал в озере, словом, делал все с намерением держать руки подальше от Эллы, а она одной своей тирадой заставила меня быть на грани самоконтроля. Прошел почти год с тех пор, как у меня был секс, и мое тело очень жестко и болезненно напоминало мне, что единственная женщина, которую я хотел, стояла передо мной и жаловалась, что я нахожусь в зоне друзей.

— Ладно, хватит. Ты не загоняла меня в зону друзей, я сам туда попал. И в зону отцов тоже. Это на моей совести. А не на твоей.

— Тогда ты дурак! — крикнула она, ее глаза загорелись самым милым негодованием. — Я имею в виду зону друзей, а не отцов.

— Ты такая милая.

Ее глаза сузились. Черт, не то слово.

— Милая? Я милая? Нет, вот в чем дело. Я уже год не стриглась, ты знаешь, каково это? Дело не в волосах, я не такая тщеславная, а во времени, Бекетт. Дело во времени, которое требуется, чтобы вложить в себя силы и средства, а я уже не та женщина. Я отказалась от макияжа, от вечерних воскресных ванн со свечами, я не спала ни одной полноценной ночи с тех пор, как Мэйзи поставили диагноз, и я уже месяц хожу в брюках, потому что не побрила ноги.

— Ты мне нравишься в брюках.

— Не в этом дело! Сейчас июль, Бекетт! Июль — это шорты, походы, загар и поцелуи под лунным светом. А я в джинсах, без поцелуев, и мои ноги выглядят так, будто Йети где-то в Гималаях одолжил мне свою шубу!

— Вау, это… очень наглядно, — не смеяться. Не. Смеяться. О да, эти ногти оставляли следы.

— Я больше не женщина. Я мама. Мама, которая не может быть никем другим, кроме как мамой, потому что ее ребенок может не дожить до следующего года, — она сдулась, как лопнувший воздушный шарик, ее руки покинули мои бицепсы, а голова с легким стуком приземлилась на мою грудь. — Боже, я эгоистка.

Я обхватил ее руками и крепко притянул к себе.

— Ты не эгоистка. Ты человек.

— Волосы не имеют значения. Ни на ногах, ни на голове. Не тогда, когда у Мэйзи их вообще нет. Я же говорила тебе, у нас месяц перерыва, и мой мозг просто разрывается от всякой ерунды, которая не имеет значения, — она пробормотала эти слова мне в грудь.

— Это важно, потому что ты важна. Знаешь, когда летишь в самолете, тебе говорят, что сначала нужно надеть кислородную маску на себя, а потом на детей? Так вот. Если ты наденешь кислород только на своего ребенка, то потеряешь сознание и не сможешь ему помочь. Время от времени тебе нужно делать вдох, Элла, иначе ты задохнешься.

— Я в порядке. Мне просто нужно было выговориться.

— Я знаю, что это так, и я могу с этим справиться.

Она отстранилась на дюйм и одарила меня сексуальной ухмылкой.

— Что? — я почти боялся ее ответа.

— О, ничего. Просто я не чувствую себя в зоне друзей, — она пожала плечами.

Вот дерьмо, я был тверд, и я прижал ее к себе.

— Я никогда не говорил, что не хочу тебя, Элла. Более того, я уверен, что говорил обратное. Ничего не изменилось.

Она выдохнула воздух через губы, убирая прядь светлых волос, выбившуюся из хвоста.

— Да, и в любом случае это не имеет значения. Волосатые ноги и все такое.

— Ты меня убиваешь, — я взял ее за руку и развернулся, а затем вышел из дома с ней на буксире, прокладывая путь к стойке регистрации, где Хэйли занималась какими-то бумагами. — Хэйли.

— Бекетт, — сказала она насмешливо-серьезным голосом.

— Отведи Эллу прямо сейчас, чтобы она постриглась. Запиши ее на массаж, ванну с морскими водорослями или все, что вы, девочки, любите делать. Покрасьте ногти на ногах, купите новую одежду, все это. У вас есть пять часов, а потом она нужна мне в здании суда. Сможешь?

— Бекетт… — возразила Элла. — Прекрати, — умоляла она.