Последнее поколение

Следующие два часа Лукас и Аня провели в Сети, разными способами разыскивая первоисточник данной фразы. Если для Лукаса она звучала знакомо, то Ане она ни о чём не говорила. Это был случайный набор слов без какого-либо смысла.

Так продолжалось до самого прихода Арне с работы. Он вошёл в дом, разулся и отправился мыть руки. От него пахло лошадьми, для Ани это был самый приятный запах на свете.

– Пап, – спросил Лукас у отца. – Тебе не кажется этот текст знакомым?

Он снова зачитал предложение Генри, и на лице Арне появилось то же задумчивое выражение, которое Аня увидела у Берит.

– Кажется, это чья-то мотивационная речь, – ответил Арне. – Что-то пробуждается в голове, но на поверхность не всплывает.

Когда Аня и Лукас отправились в свою комнату, Арне их догнал и сказал:

– Это Киплинг, письмо к сыну, только слова он использовал другие.

– Точно! – воскликнул Лукас. – Я же учил его наизусть в школе. Как там было? Когда все теряют голову… винят тебя… Что там ещё?

– Если умеешь ждать… – подхватил Арне. Сейчас они оба напоминали людей, пытающихся собрать воедино разваливающийся на ходу велосипед.

– Не отвечаешь ложью на ложь… Ненавистью на ненависть…

– Да, так и есть, – подтвердил Арне. – «Держись», «Ты будешь Человеком, мой сын».

Бегом Лукас влетел в комнату, полез в интернет и мгновенно нашёл нужный ему стих. Как оказалось, поиск очень легко находит, когда правильно вводишь слова. А если пишешь синонимы, ссылки ведут на что угодно, только не на нужную информацию.

– Это Киплинг, – подтвердил Лукас, прочитав всё произведение от начала до конца. – Генри его процитировал, заменив абсолютно все слова на синонимы.

– Теперь ясно, почему он не показался мне знакомым, – ответила Аня. – Я в этом году должна была проходить программу пятого класса. Я до него ещё не дошла.

– Но зачем Генри это сделал? Шифр спрятан в стихе Киплинга?

Запросив информацию об авторе произведения, Аня наткнулась на интересную информацию: Киплинг родился в Бомбее в тысяча восемьсот шестьдесят пятом, что косвенно могло указывать на местоположение Генри.

– Мне кажется, Генри Перес скрывается в Бомбее, – произнесла Аня.

– Теперь этот город называется Мумбаи, – поправил её Лукас. Он что-то читал на мониторе. – Смотри-ка, в две тысячи девяносто пятом некто в капюшоне снёс статую Киплинга на Роман-уэй на юго-востоке Мумбаи. Это произошло на двухсот тридцатилетие писателя. Ночью тридцатого декабря. Чуть больше года назад.

– Думаешь, это он? Генри Перес дал знать, где его искать?

– Похоже, что так, – согласился Лукас. – По крайней мере, на том человеке, что снёс статую, точно такой же чёрный капюшон, как на видео Генри.

– Тогда отправляемся в Мумбаи? – спросила Аня.

– Получается так. Это будет моя вторая поездка в Индию. Надеюсь, в этот раз наш автобус не наедет на мину и мне ничего не оторвёт.

Мумбаи. Голова обезьяны

Генри Перес проснулся на грязной кровати, и ему, как всегда, хотелось умереть от выпитого и выкуренного. Под потолком крутился вентилятор, встроенный в люстру. С телевизора женщина в чёрных очках вещала о новостях. Повсюду валялись пустые бутылки и старые тряпки.

Не проходило и дня, чтобы Генри не мучили фантомные боли от отсутствующих правой руки и левой ноги. Перед подъёмом ему приходилось тратить несколько минут на дыхательную гимнастику, чтобы унять тупую, ноющую боль.

В сотый раз Генри подумал, какой у него глупый мозг: год, как он обзавёлся искусственными конечностями, а разум по-прежнему пытается осознать их как живые и каждый раз очень удивляется, что не получает сигналов от нервных окончаний.

Генри даже не нужно было вставать и смотреться в зеркало, чтобы понять, что выглядит он хуже, чем вчера. С каждым днём его тридцатичетырёхлетнее тело старело на неделю, и через несколько лет он превратится в глубокого старика, если не сменит условия жизни.

Комната Генри, которую он снимал в гостинице «Сенто», славилась самыми невыносимыми условиями во всём городе. Последний раз здесь убирались лет пятьдесят назад, ни душ, ни туалет не работали. Чтобы отлить, приходилось выбираться на улицу и идти в общественный туалет, выглядевший ещё хуже, чем камера заточения, в которой его держал Франк.

Больше года прошло с момента его побега от искусственного разума, а он так и не приблизился к его уничтожению. Каждый день он тратил несколько часов, чтобы найти своих друзей, но всё тщетно.

Похоже, кроме него, никому не удалось сбежать, Макса и вовсе недавно убил дрон. Полиция, состоящая из глупцов и идиотов, разумеется, даже не заподозрила, что здесь замешан искусственный разум, и во всём обвинила «Гелеарте».

Это слово в последние полгода Генри слышал всё чаще. «Гелеарте» то, «Гелеарте» это, их винили во всех несчастьях человечества, в то время как люди, причисляемые к этой группировке, находились в плену по всему миру, отрезанные друг от друга. И неизвестно, сколько из них до сих пор живы.

В дверь застучали.

– Квартплата, ублюдок! – послышался мощный мужской голос по ту сторону. На часах значилось семь вечера.