Последнее поколение

– Пока мы ждали Тауэра наверху, я попросил показать, как работают очки, – рассказал Альф. – И парни, что там работают, создали для меня виртуальные кроссовки. Теперь кто бы ни посмотрел на мои ноги через такие очки – сможет их увидеть. На следующей неделе крупные бренды начнут продавать скины своей одежды, и вот такие кроссовки будут стоить двадцать долларов. Представляете себе? Их даже не существует, всего лишь внешний вид, а цена – двадцатка.

Несколько раз Лилия надевала и снимала очки, но не могла понять, как они работают. Обувь Альфа менялась словно по волшебству, превращаясь из чёрных туфель в белые кроссовки и обратно. Если бы ей пришлось носить такие очки всю жизнь, она даже не поняла бы, что Альф носит нечто другое под внешним видом кроссовок.

– Пойдём, – Мэри потянула Лилию за локоть. – У Тауэра на улице осталась охрана, не будем ждать, пока они хватятся своего клиента.

Лилия согласно кивнула и последовала за ней. В машине Лилия продолжила снимать и надевать очки, словно зачарованная. В повседневной жизни она часто видела, как нейросети меняют одно изображение на другое с невероятной ловкостью: в детстве она фанатела от шведского музыканта Антона Хьюго и во всех фильмах, которые смотрела, заменяла лица главных актёров на лицо Антона. Это была распространённая функция, которой пользовались абсолютно все.

Однако очки делали замену объектов мгновенно и выглядели настолько тонкими, словно не имели в своём корпусе ни процессора, ни аккумулятора.

– Суки, – продолжал материться Тауэр, пока его качало из стороны в стороны во время езды.

Теперь Лилия поняла, почему у Мэри было такое хорошее настроение. Она смотрела в окна, и ничто не могло её расстроить.

На улице люди продолжали ходить по тротуарам и кричать лозунги про свержение тхари. Через город словно прошло цунами. Лишь единицы магазинов продолжали своё существование: не тронули те, где стояли люди из «Бон Месси» или «Тозоку». Они несколько дней сторожили входы, отгоняли грабителей и бунтовщиков. Магазины, находящиеся под защитой этих банд, уцелели в водовороте хаоса, бушевавшем несколько дней. Причём не все магазины, а только те, кто платил повышенную ставку за защиту от всего, а не только от наркоманов-одиночек. Заведения, платившие низкую ставку, оказались разрушены. Так как в этот пакет услуг входило лишь запугивание потенциальных грабителей.

Раньше в Гибралтар приезжали люди в поисках работы: уровень безработицы здесь был чуть ниже, чем в остальном мире, но из-за разрушений последних дней вряд ли кто-то направится сюда с подобной целью. Теперь безработица в Гибралтаре будет составлять такой же процент, как в остальном мире.

Повсюду валялись горы пластика, разбитой деревянной мебели, порванные занавески, высохшие цветы в разбитых горшках, перевёрнутые автомобили, покрытые вмятинами со всех сторон, ржавые железные бочки и тележки из супермаркета, заброшенные во все возможные места.

Тут и там сидели люди, словно загипнотизированные. Они смотрели перед собой, подпирали стены, передвигались на кривых ногах, и казалось, что происходит землетрясение, видимое только для них. В период бунта перестали продавать синтетические наркотики, и огромное количество наркоманов проходило стадию детоксикации. Они ходили по улице словно зомби и не понимали, где находятся.

Между ними сновали дроны-уборщики, повылезавшие из своих нор и начавшие приводить город в порядок. Однажды Лилия была на фестивале в Бразилии, после окончания которого остался точно такой же беспорядок, но там он имел ограниченный радиус – всего пару километров на берегу океана, а здесь хаос растянулся на весь город. Будто наступил конец света.

И на фоне неимоверной разрухи светило обыкновенное полуденное солнце, согревая лучами всех присутствующих, как бы говоря: «Что бы вы тут ни наворотили, я всегда буду радовать вас своим присутствием».

Во время езды Тауэр не замолкал: он рассказывал, насколько крупную ошибку они совершили, напав на него; насколько много у него друзей и как сильно он будет получать удовольствие, свершая свою месть. Казалось, у него на спине должен быть рубильник, чтобы выключить бесконечный словесный поток. Никакими словами заткнуть его не удавалось.

– Мне вас даже жаль, – говорил он. – Поддались на уговоры этой малолетки с милым личиком и даже не поняли, что её время прошло. Её корпорация развалится, это неизбежно. И когда это произойдёт, вы окажетесь на самом дне и будете молить меня простить вас. И знаете, что я сделаю?

– Пусть он замолчит, – попросила Лилия. – Вставьте ему тряпку в рот.

– У меня есть идея получше, – ответил Сивер и, не вставая со своего места, заехал подошвой сандалии туда, где должно было находиться лицо Тауэра под мешком.

Чарльз опрокинулся на спину и стал извиваться как укушенный. Он не мог встать обратно: руки были связаны сзади, а ужасная физическая форма и выпирающий живот не давали перевернуться.

– Ох, как же вы пожалеете, – продолжил Тауэр. – Я вам припомню каждый синяк, каждый порез, каждое оскорбление…