Последнее поколение

… Сразу после официального открытия, слово взял глава ведомства Внутренней безопасности. Обычно унылый и томный, на этот раз он сиял как новенький патрон, и даже вислый нос его, вроде бы, чуть приподнялся от плохо скрываемой радости. Даже голос скрипел меньше обычного, и в левом глазу появился дурной блеск. Это вылезла из-под ставшей слишком тесной маски полицейского Кузара лихая натура уголовника Урпета-Штыря. Братцу Репру — он единственный знал его в этом обличье — даже жутковато стало, показалось на миг, будто само время повернуло вспять.

— Господа соратники! — не просто сказал — возвестил Урпет-Кузар. — Я знал, что однажды суждено нам собраться по этому прискорбному поводу! Я давно пытался донести до вас эту мысль, но вы оставались глухи, а я, увы, не располагал нужными доказательствами. Теперь они у меня есть! — тут он выдержал паузу, и повторил. — Да-да. Есть! Неопровержимые доказательства и свидетели, готовые подтвердить мои слова.

«Господа» переглянулись непонимающе — прежде за Кузаром не водилась манера говорить загадками. А тот, довольный эффектом, продолжал. И чем дольше он говорил, тем легче становилось на сердце цергарда Эйнера. Не потому, что его собственное положение сильно менялось в лучшую сторону. А потому, что он уже видел в своём воображении, как растекается у ног Кузара огромная вонючая лужа, и он сам себя в эту лужу сажает, прямо задом. Каким же приятным было это зрелище! Право, оно стоило крушения всех недавних планов! К тому же, в голове уже нарождались планы новые, авантюрные и опасные, но куда в наше время без этого?

— У нас с соратником Репром давно появились большие сомнения в здравии ума нашего дорогого соратника Эйнера. Господа, он ведь рос на наших глазах. Все мы знаем, что пришлось пережить бедному мальчику в детстве и юности. Не удивительно, что суровые тяготы и лишения, принятые им по воле отца, пагубно сказались на неокрепшей юношеской психике. Мы имели возможность наблюдать множество болезненных проявлений в его поведении. Но вместо того, чтобы принять адекватные меры, предпочитали закрывать глаза на все странности и безрассудства, что он вытворял. Мы делали вид, что проблемы не существует, а она тем временем росла. Болезнь прогрессировала в отсутствии необходимого лечения. И если прежде речь шла лишь о поведенческих расстройствах, — он нарочно полдня штудировал справочник по психиатрии, подбирая, к месту, не к месту ли, эффектные определения, — то сегодня мы можем с уверенностью говорить о полной невменяемости цергарда Эйнера!

— С чего это вы вдруг взяли, Кузар? — пробурчал недовольный Дронаг. Как и прочие, он недолюбливал молодого соратника, но, будучи врачом по образованию, притом врачом неплохим, ни малейших признаков сумасшествия у него не находил, иначе давно и с удовольствием объявил бы об этом сам. А потому слова соратника Кузара задели его профессиональное самолюбие. — Соратник Эйнер абсолютно адекватен, и с этим ничего не поде… — он запнулся, сообразив, что сболтнул лишнее. На Совете принято было изображать благожелательность.

Кузар издал фальшивый вздох, больше похожий на усмешку.

— Адекватен, говорите, уважаемый соратник Дронаг? А как вы, будучи специалистом, расцениваете тот факт, что бедный соратник Эйнер задержал и в течение нескольких месяцев удерживал под арестом девять ни в чём не повинных человек? — он нарочно не выкладывал все козыри сразу, он играл, и игра эта доставляла ему ни с чем не сравнимое удовольствие.

Дронаг нахмурился ещё сильнее, почувствовав, что из него тоже хотят сделать дурака.

— Что значит — ни в чём не повинных? Если по вашему ведомству они не проходят, это ещё не показатель, что за ними ничего не числится по линии внешней разведки! И потом, от ошибок никто не застрахован! В чём конкретно они подозревались?

— Вот!!! — выкрикнул, не сдержав ликования, Кузар. — В этом-то и суть! Они были задержаны по обвинению в принадлежности к нечеловеческой расе! Цергард Эйнер считает их пришельцами из космоса!!! Шпионами с чужой планеты! Это ли не свидетельство его безумия, я вас спрашиваю?

Да, это было оно. Всем свидетельствам свидетельство! Подобного никто не ждал, и поверить было трудно. Лица Верховных окаменели, семь пар изумлённых глаз уставились на соратника Эйнера, а тот сидел невозмутимый, свободно откинувшись на высокую спинку, скучающе рассматривал люстру под потолком — как всегда! Будто вовсе не о нём шла речь, будто и дела ему не было до мнения окружающих!

На самом деле, цергард Эйнер в тот момент спокоен не был, хоть и скрывал свои эмоции лучше соратника Кузара. Душой его, как бывало уже не раз, овладело отчаянное и бесшабашное веселье смертника, идущего в свой последний бой: он уже не принадлежит миру живых, и дела живых его больше не касаются, он может наплевать на то, что ещё недавно казалось важным, смеяться над тем, что прежде пугало — это ли не подлинная свобода?!