Последнее поколение

Это была очень красивая, утончённо-роскошная комната, обставленная в стиле позднего декаданса времён заката Империи. Стены её были выкрашены жемчужно-серой краской с добавлением натурального перламутрового порошка, благодаря чему создавалась иллюзия полупрозрачности и глубины, монолитная поверхность казалась лёгкой, будто из густого тумана сотканной. Мебель из драгоценного тёмного савеля имела нарочито простые, лишь немного скруглённые формы — по замыслу мастеров, никакая резьба не должна была отвлекать взгляд от созерцания красоты натурального, редчайшей породы, дерева. На тонированном кальповом паркете рисунком «в дворцовую шашечку» лежал великолепный в своей безыскусности тёмно-малиновый ковёр сафусской работы, с шёлковым, необыкновенно плотным и длинным ворсом. В высоком, под потолок, книжном шкафу, матово поблёскивали тиснёные золотом обрезы старинных фолиантов, здесь же лежали ещё более старинные свитки. У изголовья огромной кровати стоял высокий торшер на прямой ножке ручной ковки, с абажуром из бурского молочного стекла, выполненным в виде полушария. Сама же кровать была застелена стёганым вручную покрывалом цвета плода рего, на коем драгоценном покрывале и валялся цергард Эйнер, в своём провонявшем фронтом камуфляже. Было предельно ясно, что нынешний владелец к шикарному интерьеру комнаты не имеет ни малейшего отношения; единственной деталью, привнесённой им лично, был безобразный оружейный ящик, облезлый и с вмятинами от пуль.

— Ты бы хоть куртку снимал, когда ложишься, — не удержался от дурацкого упрёка Гвейран, потому что какое ему, казалось бы, дело? — Или покрывало убирай, это же дорогая вещь! Считай, музейный экспонат, историческая реликвия, а ты на неё с сапогами!

— Что, правда?! — искренне изумился неискушённый представитель военного поколения. — Ох, сейчас сниму! — он вскочил. — Я же не знал, думал, одеяло просто… Я его завтра в музей Эпох сдам, а себе принесу из казарм… — и обрадовался, — вот хорошо вы мне подсказали! — и стал топтаться упомянутыми сапогами по сафусскому шёлку ковра.

Гвейран безнадёжно махнул рукой.

И тогда цергард Эйнер выложил ему свой безумный план.

— Ведь мы с вами сделали это однажды, — был его главный аргумент, — ведь получилось у нас. Значит, есть шанс и теперь…

Часть 2 За линию фронта

Наверное, это было безрассудным мальчишеством. Наверное, он, как человек зрелый и умудрённый жизненным опытом, не должен был соглашаться на предприятие столь рискованное и опасное, почти стопроцентно обречённое на провал. Наверное, он так и поступил бы, если бы не долгие дни тюремного заточения.

Говорят, одиночное заключение облагораживает человека, очищает помыслы и возвышает душу. Но их камера одиночной не была, и лезла из представителей высшего космического разума такая мелочная, мещанская гадость, что плеваться хотелось. Склоки вспыхивали из-за любой бытовой ерунды типа сдвинутого с места табурета, разговора громкого или наоборот, слишком тихого, занятого кем-то туалета или белья, развешанного на просушку…

Обычно подбором экипажа для дальних космических экспедиций занимаются специалисты-психологи. Кандидаты проходят множество тестов, тренингов и проверок. Но к планетологам-исследователям, работающим большей частью автономно, столь строгих требований никогда не предъявлялось: просто раньше их никто не арестовывал и кучно не содержал. В наблюдатели шли одиночки по натуре, способные годами обходиться без человеческого общества. Вот и подобралась компания, прямо скажем, редкая. О психологической совместимости и речи не шло. Каждый был сам по себе, и приспосабливаться к окружающим не имел ни умения, ни намерения. Положение усугубляли голод, неопределённость и вынужденное безделье — люди бесились, только что на стену не лезли. В результате, Гвейрану так осточертело общество соплеменников, что он готов был бежать куда угодно, хоть к тому чёрту на рога, лишь бы подальше от камеры семь дробь девять…

Хотя, с другой стороны, на вышеупомянутых рогах наверняка было бы безопаснее. Потому что замечательная идея цергарда Эйнера заключалась в том, что они вдвоём (чем меньше народу завязано, тем надёжнее дело) должны добраться до транспортировочного катера, погребённого в топи квадранта 16-б, и пригнать его в Арингорад. И требуется для этого всего-то ничего: пересечь линию фронта и пройти около сорока акнаров по оккупированной территории. Вот на какую безрассудную глупость согласился землянин Вацлав Стаднецкий, он же церангар Гвейран.

Уступил он, понятно, не сразу. Спорил долго и увлечённо, привёл целую кучу очень разумных аргументов «против». Спросил под конец: «А ты подумал, что станется с Церангом, если мы погибнем по дороге?» Получил логичный ответ: «Тогда мне будет всё равно», и сдался, взяв на вооружение старую пословицу о семи смертях.

— Вот и прекрасно! — по-детски обрадовался цергард. — За ночь подготовят документы, на завтра вызываю самолёт…

Гвейран за голову схватился: