Последнее поколение

— Квандорцы — не неверные. И знак они отобрать не посмеют. Проверят на подлинность визуально, под лупой, и всё. Они уважают священные реликвии, — это прозвучало так, будто цергард Эйнер подобную жизненную позицию одобряет. Хотя на деле её явно не разделял, потому что принялся кощунственно мечтать: — Эх, нашему бы ведомству таких десяточек! Вот бы работа пошла!

А у Тапри мелькнуло в голове, с мистическим страхом: «Уж не наше ли ведомство приблизило конец рода человеческого, творя святотатство?» Но думать об этом долго он себе не позволил.

…Задерживаться в Камре дольше они не стали — неблагополучным до жути было место. Даже днём по разрушенным улицам его нельзя было пройти без опаски. Мелькали тут и там сумрачные, самого неблагонадёжного вида личности — оборванные и грязные, с голодным огнём в полубезумных глазах. Нападать в открытую «туземцы», как их окрестил для себя Гвейран, опасались, благо, монахам-вдовнякам не возбранялось владеть оружием и демонстративно держать его на виду. Но кто-нибудь из них постоянно тёрся рядом, трусил следом. Стоило чуть ослабить с внимание — подкрадывались в надежде срезать котомку. Монахи большой толпой покидали город в направлении запада Гразенды — с ними было не по пути. Отоварив, напоследок, карточки в местном распределителе (один из немногих социальных институтов, ещё сохранившихся в Камре) и отстояв вырученное в коротком бою, стоившем жизни пятерым «туземцам», они ушли по пятой дороге на восток Акаранга. Туда, где линия фронта утрачивала свою устоявшуюся «оптимальную» прямолинейность и широким клином, организованным стараниями цергарда Эйнера, зарезалась на территорию, совсем недавно оккупированную противником. Вторая ударная армию форгарда Даграна с боями прорывалась к квадранту 16-б, рискуя в любой момент оказаться взятой в клещи, окружённой и уничтоженной. Опасна до безрассудства была эта операция, смысла которой никто в войсках не понимал. Откуда было им, простым солдатам и офицерам знать, что в эту самую минуту где-то неподалёку месит сапогами чёрную болотную грязь САМ Верховный цергард Федерации, и если бы не их авантюрное наступление, то он бы уже сейчас шагал не по своей территории, а по вражеской…

…На пропускном пункте их хотели завернуть: дальше гражданским ходу нет, в четырёх акнарах передовая. И тут, к ужасу Тапри, цергард Эйнер взял и выложил открытым текстом, куда именно они направляются!

— Ведь нам, чадо божье, как раз туда и надобно. К Сиварскому храму пробиваться будем.

— Что-о?! — солдат воззрился на монахов с таким видом, будто пытался решить, кого вызывать — конвой или санитаров. — Это ж на вражеской территории! Вам, что ли, жить надоело?! А ну, пшли прочь, не то… — он угрожающе повёл дулом автомата.

Трое монахов не сдвинулись с места. Двое стояли молча, потупив взоры, лица их скрывали большие капюшоны. Третий — молодой, мальчик совсем — уставился ему в лицо холодными светлыми глазами смертника. Кто бы мог подумать, что монахи умеют так жутко смотреть?

— Пропусти нас, чадо божье, во имя трёх Создателей и святой Матери-Вдовицы. Идём по их повелению, и повернуть вспять не вправе.

Три десятка лет назад сменилась власть в Арингораде, (бывшей Империи Венрад) и верить в богов стало не принято. Но как же не верить в них, когда пули свищут над головой, и снаряды рвутся кругом, и чёрная топь караулит, разинув вечно голодную пасть? Когда товарищи твои гибнут один за другим, но тебя самого беда почему-то, раз за разом, милостиво обходит стороной? Во что ещё верить, на кого уповать, к кому взывать о спасении? Это там, в тылу, можно форсить, следуя моде. А на фронте — страшно. И ещё страшнее — богов прогневить. Остановишь сегодня этих трёх — а завтра самого тебя… навсегда остановят. Право, ну их к богу, пусть лезут, куда хотят… Однако, жалко. Ни за что сгинут, люди ведь…

— Да ведь я о чём, — уже в другом тоне, жалобно заговорил постовой. — Не перейти вам фронт живыми! Одумайтесь, на верную гибель идёте!

— Так ведь нам, чадо божье, выбора не дано. Отречёмся от избранного послушания, не исполним — придётся на себя руки наложить, — такое жестокое правило действительно бытовало у монахов ордена Святой Вдовицы. — А поступим по совести, так боги милостивы, глядишь, уберегут. На всё их воля!

И что ты на это скажешь? Пришлось пропустить.

…— Ох, и дремучий в провинции народ! — сетовал цергард Эйнер, оглядываясь. Бывал он на фронте, и знал прекрасно, о чём думал солдат-постовой, пропуская их в запретную зону вопреки всем приказам и инструкциям. Этот пропустил, и другие пропустят… Может, оно и к лучшему, что ведомство соратника Кузара не успело искоренить религию как социально вредное явление?