Последнее предложение (СИ)

— Да что ты — не понимаешь? — неожиданно рассердилась Рита и чуть не уронила сигарету. — Обычные! Анонимные доносы. В послевоенные годы помнишь — людей пачками сажали и расстреливали…враг народа, враг народа… Так вот, доносы на этих самых якобы врагов народа. Тот сказал такое-то, а этот читает то-то и такие-то делает заключения, замечен там-то, сделал то-то, антиобщественные взгляды… да все что угодно!.. Я и не знала, что люди столько всего могут понаписать! — она скривилась и как-то яростно провела ладонью по щеке. — Мы рылись там в доме, везде, думали, может кто-нибудь что-то спрятал… и нашли банку, здоровенную такую и очень старую, стекло совсем помутнело, и было непонятно, что внутри. Мы не смогли ее открыть и, в конце концов, просто разбили. А там оказались эти письма — большинство без конвертов, но многие и в конвертах… я никогда таких не видела. Они были завернуты во много слоев ткани и целлофана… и мы… — она сглотнула, — мы все их прочли. Ромка, это такая мерзость! Там было даже на детей! Хитренькие такие письмишки, осторожненькие… и подробные. И ведь все это писали аркудинцы — по некоторым названиям я уже тогда могла это понять. На некоторых письмах стояли даты — сороковых годов… пятидесятых… Огромная банка полная чертовых писем, понимаешь?!

— Раз они оказались там, то, вполне вероятно, по назначению не дошли, — заметил Савицкий, внимательно глядя на ее подрагивающие пальцы, потом чуть прикрыл веки — держать глаза постоянно открытыми отчего-то было больно.

— Возможно, — Рита пожала плечами. — Только в одном из этих писем… они, в сущности, были очень похожи, все эти письма… в общем, донос был написан на одного человека, Павла Шарина. Так звали моего деда. Его расстреляли через несколько лет после войны, бабка нам рассказывала… Конечно, вполне возможно, что речь шла совсем о другом Шарине, но…

— Вы решили, что это именно он, — договорил за нее Роман, крутя сигарету в пальцах. Рита кивнула.

— Возможно, именно с тех пор для Дениса такое значение приобрели фамилии… Он всегда говорил, чтобы я не выдумывала фамилии, брала из справочников — чтобы фамилии были настоящими. Конечно, брать из справочников проще, чем выдумывать… — она осторожно облизнула разбитую губу. — А еще с этими письмами была одна странность… Разумеется, нигде не было подписей, но на многих письмах одним и тем же почерком была сделана приписка «от такого-то». От Сергеева Эн-А, и так далее, понимаешь? Словно кто-то узнал, от кого были эти доносы, и пометил их. Я не знаю, кто это был и зачем он их там спрятал… честно говоря, и не хочется мне этого знать. Этот человек, вероятно, давно умер. Я знаю только, что лучше б нам их было не находить. Или чтобы мы при этом были только вдвоем. Но дело в том, что там оказались и они.

— Ваши друзья?

— Мы не были особыми друзьями — так, иногда гуляли вместе. Дело, в сущности, не в них, а в их фамилиях. Многие поколения живут в Аркудинске почти безвыездно, и многие фамилии сохраняются. Вот фамилии Шарин уже нет ни у кого среди нашей родни, но многие фамилии остались. Люди другие, а фамилии те же. И если фамилии распространенные, их можно встретить где угодно.

— Например, на тех доносах? — медленно произнес он. — В надписях «от такого-то»?