Интересно, читал ли их возможно несуществующий? Все молчит и молчит — возможное несуществование отнюдь не оправдание. Сказал бы что-нибудь умное. Или спел хоть — для моральной поддержки. Выпить бы сейчас! Хорошо бы пива! Нет, хорошо бы всего сразу и много! Многие писатели вдохновлялись исключительно лкоголем… нет, стоп, вдохновляться как раз ни к чему. Просто написать, что все закончилось, и все безмятежно расходятся по домам. Вот и все. Ничего сложного.
Вскоре Роман обнаружил, что лестница располагается совсем не там, где он представлял, и шепотом выругался — ругаться в полный голос отчего-то не хотелось. Он огляделся, потом повернул направо и прошел через несколько пустых безликих комнат, где из обстановки были только люстры — такие же огромные, как и в гостиной. Все комнаты были ярко освещены — кто-то включил все лампы, и сияющие хрустальные сооружения отчего-то походили на корабли-призраки, попавшие в полосу мертвого штиля. Нигде не было ни души… впрочем, это действительно очень большой дом.
Роман повернул назад, пересек очередную комнату и вдруг оказался возле винтовой лесенки — совершенно непонятно, как он проглядел ее раньше? Черт бы подрал горчаковского архитектора — тот еще домик спроектировал! Хоть бы план на каждом этаже повесили, что ли? А вдруг пожар?
Он осторожно спустился на несколько ступенек и остановился, глядя на запрокинувшееся к нему со второго витка лестницы бледное отрешенное лицо, на котором, мгновенно сменяя друг друга, промелькнули испуг и легкое разочарование.
— А, это вы, — протянула Шайдак и вцепилась в хрупкие перила, словно боялась, что Роман сейчас подскочит к ней и попытается сбросить вниз. — Напугали. Чего так тихо ходите?
— А я должен топать, как стадо мамонтов, спасающееся бегством? — Савицкий спустился еще на несколько ступенек, рассеянно припевая: — Ксюша, Ксюша в лифчике из плюша…
— Там были другие слова, — Ксения, казавшаяся еще более встрепанной, чем раньше, кисло улыбнулась.
— Где остальные?
— Не знаю, — она растерянно пожала плечами. — Все подевались куда-то. Только Ленка все еще там сидит… но я… Это такой большой дом… Знаете, я заблудилась. Мы были в кабинете, где-то там, — Шайдак махнула рукой на площадку третьего этажа, — я взяла бумагу и ручки… но я забыла, в какой комнате я их оставила. Жалко, что компьютер разбит. Юрка пытался подключить второй монитор, но он не работает. А где Рита?
— Там, где вас точно не будет, — чуть насмешливо отозвался Роман, и Ксения посмотрела на него как-то жалобно. Потом поправила ремешок сумочки на плече, сунула ладони в задние карманы брюк и решительно выпрямилась, выставив вперед маленькую грудь под белой тканью кофточки.
— Нечего со мной так разговаривать! Я ни в чем не виновата! Я просто… Ты правильно нам все сказал… но…
— Но?! — зло переспросил Роман, вздергивая брови. — Никаких «но» быть не должно! Прости за банальный вопрос, Ксюша, ты жить хочешь?
— Конечно хочу! — Ксения вдруг съежилась, маленькая ладошка подпрыгнула и прижалась к виску, и в ореховых глазах появилось что-то страдающее. — Прав был этот гад, прав! Это волшебное место для нас сейчас… это… и мы не можем, просто не можем… Моя бедная голова!.. если б ты знал!..
Шайдак крутанулась на пятке, прянула вниз по лесенке, стуча каблучками, и исчезла на втором этаже. Роман угрюмо посмотрел ей вслед, и в этот момент откуда-то с первого этажа донесся басовитый, приглушенный расстоянием лай. Он сбежал вниз и огляделся, потом свернул в правый коридор и, остановившись перед закрытой дверью, осторожно постучал в нее, и дверная створка тотчас содрогнулась от удара врезавшегося в нее тяжелого тела.
— Черт, а ну как ты меня сейчас сжуешь? — удрученно пробормотал Савицкий, но все же отпер засов и осторожно приоткрыл дверь. В образовавшуюся щель тотчас просунулась лапа и, зацепив створку когтями, рванула ее внутрь, следом появилась здоровенная сморщенная бульдожья морда, и Роман, отпустив дверь, поспешно шагнул назад, готовый в любой момент пуститься наутек, но Гай, вопреки его ожиданиям, не вознамерился сразу же вцепиться ему в горло, а восторженно запрыгал вокруг, цокая когтями, влажно шлепая языком и то и дело становясь на задние лапы. Неприязнь явно отступила на задний план, и сейчас пес был поглощен радостью обретенной свободы. Роман, получив несколько ощутимых тычков в грудь, едва не опрокинувших его на пол, поморщился и потрепал бульдога по загривку. Гай тотчас крутанулся вокруг себя, обнюхивая пол, сипло гавкнул и устремился было к лестнице, но Роман поспешно крикнул:
— Гай, ко мне! Ко мне!