Последнее предупреждение

Энекин вспомнил, как клялся, что ему абсолютно все равно: девочку она ждет или мальчика. Падме сделала вид, что поверила. Хотя ему, действительно, было все равно. Главное, что это их ребенок.

Полноценная семья. Наконец-то.

И если недавно у него был страх, что малыша отберут джедаи, то сейчас он был спокоен.

Восьмой месяц беременности и восьмой месяц интриги: кто у них будет. Порой Энекин жалел, что так опрометчиво дал слово не сканировать ее до родов.

Хотя, чего жалеть? Если бы он решил проверить все ли в порядке – она бы ничего не заметила. Но он держит слово. Потому что она тоже находится в неведении. Хотя кому-кому, а ей гораздо сильнее хочется узнать все подробности о своем ребенке. Но Падме честно до сих пор выполняет рекомендации врачей, и ни о чем их не спрашивает.

Разве он мог воспользоваться своим преимуществом?

Он улыбается.

Он продолжает улыбаться, когда Падме выходит к нему, обвивает своими маленькими руками и целует уголок этой улыбки. Он все еще продолжает улыбаться, когда рушится мир. Улыбка становится неестественной, словно приклеенной. Начинает не хватать воздуха. Будто кто-то отключил кислород – и теперь нечем дышать. А перед глазами – привет от Великой Силы – видение будущего.

- Что с тобой? – спрашивает она, видя, что он пошатнулся.

«Не разрешу ему придти на роды», – решает Падме, глядя на бледное лицо мужа. Доводит до кресла. Садится рядом. Он отворачивается. Глаза режет, но слез нет. Слез нет давно. Утекают минуты. И Энекин ощущает, что опаздывает.

Опаздывает.

Снова и всегда.

- Что ты увидел? Будут проблемы с ребенком? – пугается она, наконец-то сообразив, что происходит.

- Нет. Нет, – торопливо отвечает он и прижимает ее к себе, но в голосе – тревога. – Нет. Ты здорова. И здесь все будет хорошо.

- А где плохо?

Энекин игнорирует вопрос и задает свой.

- Почему ты до сих пор ходишь на заседания? Ты обещала, что возьмешь отпуск. Обещала еще месяц назад.

- Я себя хорошо чувствую. Предлагаешь, запереться дома? Мне нравится моя работа.

- Риск, – слово дается с трудом.

- Энекин, ну какой же это риск, скажешь тоже.

«Неужели он знает?» – испуганная мысль.

Он разворачивает ее лицо и заглядывает в глаза.

- Знаю что?

«Об Альянсе...» – она успевает загасить мысль, срочно вспомнив пункты ресторанного меню. Научилась, за три года брака с джедаем!

Поначалу, было трудно: эмоции скрыть невозможно. Ложь различается сразу. А иногда различается и то, что она сама еще не поняла. Шок и сейчас возникает порой, оттого, что он о ней знает больше чем она сама. Даже о том, что через пять минут она захочет.

В период влюбленности это даже приятно. Твой избранник такой, о котором ты мечтала, шагнувший из неосознанных желаний. Он все предугадывает и воплощает. Идеал.

Но потом, потом начинает появляться раздражение – бунт против человека-который-всегда-прав. Прав без соответствующего опыта. Раздражение против того, что она обречена на ту реакцию, которую он уже знает, и против которой уже принял контрмеры.

И снова раздражение – оттого, что этот бунт он тоже чувствует.

Все хотят, чтобы их вторая половина понимала. Чисто абстрактно. Но захотели бы эти абстрактные мыслители на абсолютное понимание? На то, что твой любимый видит и все недостатки, даже те, от которых ты усиленно пытаешься избавиться или те, о которых не подозреваешь?

Она методом проб и ошибок выяснила, что все мысли прочесть нельзя. Да и сам Энекин объяснял, что память устроена совсем не так, как библиотека. Что считать можно поверхностные мысли, эмоциональный настрой, что можно увидеть, как возникает ассоциация с опытом. Но расшифровка всех связей – дело трудоемкое, опустошающее и не очень-то интересное, так как информация распределена нелинейно и в виде образов. Поэтому среди данных о рутинных событиях дня, хранится, например, запах цветка, вкус воды, шум грозы. Проще простого считать конкретный образ. Задать вопрос, засечь реакцию и расшифровать ее. Но если человек отреагирует неадекватно – таким методом мало чего добьешься.

Допустим, если человек будет вспоминать меню, вплоть до последней запятой в суммах и вкуса каждого ингредиента – то у него есть шанс... обмануть всезнайку-форсъюзера. По крайней мере, добиться равных шансов.

- Падме, – говорит он, и Амидала от интонации на секунду сбивается от своего спасительного образа. В голосе любимого боль. Всего на секунду она колеблется – но ему достаточно – Энекин успевает считать имена Бейла Органа и Мон Мотмы.

С меню не получилось. И Падме Амидала Наберрие переходит на статьи конституции. Двойная польза. Муж, если собирается таки уйти из Ордена и заняться политической карьерой, должен полагаться не только на свою великую силу, но и на простое знание права. Итак, в прошлый раз они прошли седьмой параграф десятой статьи. Переходим к восьмому: о чрезвычайном положении.

- Падме, – снова зовет он ее, – послушай. На этот раз все серьезно... Эти видения. Они не в первый раз. Я не хотел тебя пугать. Я пробовал менять твое будущее... Оно меняется, но незначительно.