Мы разговорились с бай Михаилом о зяте, и я узнал, что его зовут Спиридон Вылков, что он был дирижером эстрадного оркестра, но уже с год подвизается в «Балкантоне» и часто выезжает за границу договариваться о всяких турне и гастролях.
Я спросил, курит ли Спиридон, и сказал, что если он настоящий курильщик, то, наверное, покупает только самые дорогие, самые шикарные сигареты. Я задал этот вопрос неспроста: в комнате Марины я обнаружил пачку английских сигарет «Джон плейер». Но Марина не курила.
— Курит, дьявол, да еще как! — махнув рукой, сказал бай Михаил, подошел к буфету и вынул из ящика пачку «Джон плейер». — Вот его сигареты! Дней десять назад он приходил к Недьо, разговаривал тут с ним и забыл их. Когда появится снова, верну ему — на что они мне сдались, эти сигареты, да еще английские! Мы с Недьо не курим, слава богу!
От охватившей меня радости я чуть было не вскочил, чтобы обнять старого человека.
Оставался еще последний вопрос; он мог решить все, и поэтому я задал его последним:
— Бай Михаил, вспомни, пожалуйста, хорошенько, был ли ты тут двадцать четвертого октября между пятью и шестью часами вечера?
— Двадцать четвертого? Ну конечно же, не был. Ведь двадцать четвертое пришлось на среду, а среда мой выходной день. Я отправляюсь в Овчу купель принимать ванну, а потом иду в гости к сыну. У них и ночую, а сюда возвращаюсь на следующий день.
— А Спиридон знает, что по средам тебя обычно не бывает тут?
— А как же ему этого не знать, товарищ, как не знать?!
— Ну, будьте здоровы! — сказал я, вставая, поднял бокал и торжественно кивнул сперва бай Михаилу, а потом Баласчеву.
— Я не буду пить, — сказал бай Михаил и опустил голову. — Не буду пить, потому что на душе у меня кошки скребут за беднягу Недьо. Он ведь ни за что не согласится сказать, где был прошлой ночью, а ведь неприятностей из-за этого не оберется!
— А разве ты, бай Михаил, знаешь, где он был? — шутливо подначил я его.
— Знаю, но я поклялся ему, что никому не скажу!
— Да уж ладно! Скажи! Лучше согрешить и нарушить клятву, чем допустить, чтоб ни в чем не повинный Недьо сидел в тюрьме! Так где был он прошлой ночью между тремя и пятью часами?
— В двух минутах ходьбы от Горнобанской трамвайной остановки, бульвар Девятого сентября, дом номер 135. В этом доме живет на втором этаже цветовод Радка Стойкова, вдова. Она давняя полюбовница Недьо — еще с той поры, когда его покинула жена. Они хорошо понимают друг друга, потому что оба помешаны на цветах, но Недьо держит эту связь в глубокой тайне — ведь это могло бы бросить на него тень, помешать, скомпрометировать ее. Да он готов скорее провалиться в преисподнюю, чем выдать себя.
Улыбнувшись, я подумал: «Вот видите, господа, каковы эти безликие мужчины? Поглядите на них!» А бай Михаилу сказал, чтобы он выпил коньяк с веселым сердцем и завтра утром ждал у ворот своего Недьо.
— Да, мы освободим Недьо, и ты встретишь его завтра у ворот, — повторил я и, вонзив взгляд прямо ему в глаза, продолжал: — Но прошу тебя оказать мне такую услугу. Слушай внимательно! Возьми сейчас же большой чемодан, быстренько уложи в него одежду и все, что тебе может понадобиться на время долгого отсутствия. И тотчас же отправляйся с ним к Спиридону. Явись к нему обязательно с чемоданом — запомни это! С чемоданом! Скажешь Спиридону, что сегодня утром арестовали Недьо в связи с каким-то страшным обвинением и что ты переезжаешь жить к сыну, пока не разберутся с делом Недьо. Но что ты просишь его, Спиридона, чтобы он позвонил в Пловдив Светлане — пусть она знает, что случилось с ее отцом. «Она же дочь, — скажи, — и хоть чем-нибудь да поможет ему!» И еще скажешь ему, что ты бы и сам сделал это, но у сына нет телефона.
— Так что, мне и в самом деле надо переехать к сыну? — спросил бай Михаил.
— В самом деле, — подтвердил я. — Запрешь ворота и отправишься к своему сыну, но только на одну эту ночь.
Я предложил Баласчеву пройтись по аллее, которая вела к старой Беловодской дороге. По-прежнему тихо моросил дождь, ранние серые сумерки все сгущались, надвигалась ночь.