Последнее приключение Аввакума Захова

А теперь давай подумаем о том, что нам предстоит. Скоро, буквально с минуты на минуту, Спиридон узнает, что Недьо арестован и что бай Михаил будет ночевать у сына. Другими словами, узнает, что для него пришло благоприятное время! Итак, когда наступит ночь, сюда придет человек. Он тихонько отопрет ворота и еще тише проникнет внутрь. Поищет в темноте то, что ему нужно, — он помнит место, — побродит немного, но обязательно найдет. Потом он так же тихонько, крадучись, выйдет, но, прежде чем он закроет дверь, ты и твои люди включите свои фонарики и направите их свет ему в лицо. И ты увидишь, что этот ночной гость есть не кто иной, как человек в котелке. Внимание, господа! Не теряйте ни секунды времени и тотчас же обыщите его. Вы найдете в кармане его склянку с чумоподобными вирусами. Еще минутку внимания, господа! Берегите склянку!

Когда мы вернулись к машине, я сказал Баласчеву:

— Как только все будет сделано и занавес опустится, позвонишь мне домой на улицу Настурции.

Настроение у меня после того, как я вернулся из Бояны с виллы 113-А, было прекрасным. Задача решена, теперь оставалось произвести лишь небольшое вычисление и зафиксировать ответ на чистом листе бумаги. Я был уверен, что судьба не сыграет со мной злой шутки в последнюю минуту, и потому спокойно ждал итога этого небольшого вычисления.

Я надел белую сорочку с крахмальным воротничком, повязал свой самый лучший галстук-бабочку, желтый с красными крапинками, облачился в темно-синий официальный костюм и отправился с Анастасием в ресторан «Болгария». Мы устроились в красном зале, я заказал знакомому официанту ужин, составленный из праздничного меню.

Вернулись мы на улицу Настурции к девяти часам вечера. Я разжег в камине огонь, надел халат, и мы сели с Анастасием у камина. За ужином я рассказал ему о моей находке на вилле 113-А. Анастасий волновался, ожидая финала, нервы у него были взвинчены. Чтобы немного отвлечь его, я решил досказать ему свою итальянскую историю. Да ведь я и должен был завершить начатый разговор о вымышленных чувствах!

Я принялся досказывать Анастасию историю с Юлией.

* * *

— Хочешь, выпьем по рюмке коньяку у меня в комнате? — спросил я Юлию.

Когда мы поднялись наверх в мои «апартаменты», я налил коньяк, и Юлия спросила меня, облокотившись на стол, женат ли я и есть ли у меня дети. Хотела знать, злодейка, оставит ли она не только вдову, но и сирот. Я сказал ей, что не женат, и мой ответ как будто даже развеселил ее немного, потому что она начала напевать веселую песенку. Но так же неожиданно, как начала, она и перестала петь, снова задумалась. Когда я обернулся, чтобы взять поднос с рюмками, то увидел, что она сидит неподвижно, уставившись куда-то перед собой рассеянным взглядом. «Маленькие угрызения совести!» — подумал я и улыбнулся. Мне было отчего улыбаться: я влил в рюмку, предназначенную ей, две капли самого безвредного, но и самого сильного снотворного, какое только есть на свете!

Мы чокнулись, поцеловались и выпили. Я не успел сосчитать до десяти, как она заснула у меня на плече. Тогда я снял у нее с пальца перстень, повернул жука на пластинке, к которой он был прикреплен, и из его брюшка вытекли .на пол несколько капель желтоватой жидкости. Я дважды промыл внутренность насекомого коньяком, а затем наполнил им его брюшко и снова передвинул на прежнее место. Пошлепал слегка по щекам Юлию, и она проснулась. Я спросил ее, о чем она так глубоко задумалась, а она покраснела, потому что ей и в самом деле казалось, будто она о чем-то думала, но о чем именно, не могла вспомнить.

Так или иначе, игра в этот вечер расстроилась. Мы, естественно, целовались, но выпитые ею две капли притупили в ней любовное желание. Она пообещала мне встретиться на следующий вечер и ушла.

На другой день получилось так, что оба негодяя запили еще с утра в таверне. Мы с Юлией спустились на берег. Купались, шалили, а к обеду владелец «Сан-Тома» прислал нам со своим слугой корзинку с жареной рыбой и бутылкой вина. Мы пообедали — почти с таким же удовольствием, с каким некогда обедали на Олимпе боги.

Вечером мы снова поднялись ко мне наверх, и так как я все время поглядывал украдкой на ее пальцы, то заметил, что она сдвинула жука с пластинки перстня прямо над моей рюмкой с коньяком. Я выпил, распростерся на полу, дважды брыкнул ногой и затих, изображая покойника. И тогда произошло самое удивительное. Она начала плакать, кричать, рвать на себе волосы и проклинать все на свете так, как это умеют делать только южанки. Но это было не все. Она повалилась на пол рядом со мной, то есть рядом с моим «трупом», уткнулась лицом в мою грудь и неудержимо зарыдала.