Последнее пристанище

— Могу обещать вам только, — сухо ответил Луи, — что первым не начну никакого раздора. И не буду настраивать его против жены.

— Жаль, если это все. Ладно, можете идти.

Если бы венцам вдруг стукнуло в голову посмотреть на то, что кроется за всем известным выражением "Помни о смерти", на мгновение позабыв свой девиз "Помни о жизни", они просто могли бы спуститься в катакомбы, тянувшиеся под некоторыми кварталами старого города и появившиеся, наверное, еще во времена Виндобоны; их взгляды остановились бы на картинах, полных горести и безысходности.

В катакомбах лежат тысячи трупов, защищенных от полного разложения сухим воздухом и какими-то другими способами естественной мумификации. Некоторые из них — в общих кучах, вызывающих естественный ужас, другие аккуратно разложены или словно сидят у стен тесных коридоров. Отблески неверного света факелов загадочно пробегают по их оскаленным лицам, по телам, на которых еще видны остатки сгнившей одежды, будто стараясь поднять их для странного и потустороннего чудовищного карнавала.

Туда-то, в подземную часть города, взяв в руки факелы, и направились после ужина двое молодых людей.

— Вы что, участвуете в заговоре против императора? — поинтересовался Луи, когда они с Рафаэлем спустились достаточно глубоко, чтобы никто не мог слышать их голоса.

Рафаэль обжег его многозначительным взглядом, и Луи умолк.

— Слышали ли вы легенду о графе Калиостро и наследии Жака де Моле? Луи покачал головой, и Рафаэль продолжал: — В документах, конфискованных после ареста графа Калиостро, нашли вот такую историю: в 1314 году в Париже костер инквизиции унес на небо пепел Великого магистра ордена тамплиеров Жак де Моле. Но пока он содержался в Бастилии, он передал послания четырем своим ученикам и по его приказу появились на свет четыре ложи, ставшие в последствии четырьмя Великими Ложами вольных каменщиков: для Востока — в Неаполе, для Запада — в Эдинбурге, для Севера — в Стокгольме, для Юга — в Париже. Наутро после того, как отгорело пламя, рыцарь Никола д'Омон и еще семь воинов Храма, переодетых каменщиками, собрали пепел Великого магистра. Четыре основанные им ложи поклялись уничтожить власть папы, истребить род Капетингов, уничтожить всех королей и создать всеобщую республику.

Чтобы никто, кроме самых надежных соратников не проведал об этих планах, они учредили фальшивые ложи под именами Святого Иоанна и Святого Андрея. Эти малые "тайные общества" на деле не ведали никаких тайн, но через их посредство их руководители могли вербовать людей, способных принести действительную пользу делу. В этих ложах нередко можно услышать разговоры о равенстве и братстве, они немало денег жертвуют страдальцам земным, но истинно посвященным нечего делать среди этих людей: их собрания называются капитулами, и их разговоры куда важней. Это, черное масонство, всю жизнь свою отдает великой цели — Священные рыцари Кадош, призваны свершить месть за преданного Магистра.

Луи тихонько хмыкнул.

— Мой отец немало сделал, чтобы избавиться от этих безумных идей. Много раз он рассылал циркуляры с целью упорядочить высокие градусы и запретить степень рыцаря Кадош, поскольку он "фанатичен, нетерпим" и враждебен истинному масонству и "долгу перед государством и религией". Только полный глупец не понимает, что дело здесь не в магистре де Моле, память которого некоторые решили извлечь на свет.

Рафаэль поднес палец к губам, и в отблесках факелов Луи поймал на его лице улыбку.

— Я согласен с тобой, — сказал он, — но в том месте, куда мы идем, тебе лучше не произносить подобных слов и делать вид, что ты веришь во все, что тебе говорят. Так же, как делают другие люди вокруг тебя.

Луи молча кивнул. Они повернули в очередной раз и стали подниматься наверх. Остановившись перед небольшой дверью, Рафаэль постучал в нее с перерывами несколько раз. Дверь открылась, и оттуда хлынул поток света, от которого успели отвыкнуть глаза молодых людей.

Переступив порог, Рафаэль скинул плащ и повесил его на крючок у двери.

Они оказались в помещении, где кроме них уже было около двух десятков человек. Все — в белых кожаных фартуках каменщиков поверх обычных дворянских камзолов, а некоторые — в высоких шляпах, украшенных пером и изображением орла.

Само место походило на зал таверны — гости сидели за столами небольшими группками и говорили каждый о своем.

Рафаэль замер, выискивая кого-то глазами в толпе.

— Вон там… — выдохнул он и, проследив его взгляд Луи, так же заледенел. — Когда я вижу его, меня настигает такое чувство… Как будто я знаю его много лет. Как будто он пророс в меня. Как будто мы два дерева, растущих из одного корня.

Луи смотрел на юношу, на котором замер взгляд Рафаэля, и ему казалось, что он сам произносит эти безумные слова — настолько они отражали то, что ощутил в эти мгновения молодой граф.