Последнее пророчество Эллады (СИ)

Ему, бестолковому, не стоило и пытаться в одиночку справиться с заговорщиками. Не стоило и пытаться преградить путь Войне, пожирающей мир.

Своим дурацким поступком он только поставил Гекату под удар!

— Она ничего не знает! — захлебывается криком Гермес. — Я ничего не сказал! Ничего!

Вихрь ненадолго стихает — изо рта Ареса доносятся слова:

— Гермес, все знают, что ты — трепло. Сейчас ты не скажешь, а завтра об этом аэды споют.

Он снова начинает втягивать в себя воздух. Цепи Гефеста, приковавшие Гермеса к ложу, натягиваются и звенят.

Геката стоит с загадочной улыбкой на губах, и непонятно откуда взявшийся ветер треплет одежду всех трёх её тел.

— Не надо! — кричит Гермес, у него не хватает духу на это смотреть. — Не надо! Я ничего не скажу, клянусь! Я ничего не скажу, не спою, не напишу и даже не нарисую, клянусь Стиксом! Я буду служить тебе…

Красиво очерченные губы Гекаты раскрываются для одного слова:

— Дурак.

— Согласен, — глумливо ухмыляется Арес, и вихрь из его рта захватывает и тащит Гекату вперед.

В бездонную пасть войны.

— Владыка вернётся, — шепчет Геката, она всё же теряет самообладание в метре от алчущей пасти. — Владыка вернётся! Владыка вернётся! Владыка Аид…

Два призрачных тела исчезают в бездонной пасти, третье следует за ними. Гермес в ужасе закрывает глаза — наверно, он будет следующим. Но ветер, несущий всё и вся в бездну, почему-то стихает.

А жаль. Психопомп не уверен, что вправе жить.

— Давай, — хрипит он.

— Зачем? — глумливо хрюкает Арес — Ты же поклялся Стиксом служить мне.

Да, так всё и вышло. Арес не придумал ничего лучше, как заставить Гермеса замаскироваться под Гекату и следить в таком виде за Персефоной. И ведь сообщницам своим не сказал! Как, собственно, они и не сказали ему про «шлем-невидимку».

Арес едва не лопнул от злости в первый же день, когда узнал, что Персефона пытается разыскать Аида. Кажется, он всё-таки боялся его, своего подземного дядю. Настоящего Владыку Подземного мира. Владыку по праву, а не из-за нелепой записи в свитке мойр.

Когда столетние поиски увенчались успехом, Гермес оказался между Аидом и собственной клятвой Стиксом. Выдумывать, лавировать, изворачиваться и ждать — когда же он перейдёт черту, когда холодные чёрные воды Стикса сомкнутся над его головой? И тихо ненавидеть проклятого Ареса, и отчаянно бояться смерти, и ждать, пока война поглотит ещё кого-то из тех, кого он знал и любил.

Не будь он таким бестолковым трусом, нарушил бы клятву в первый же день. Пошел и рассказал бы обо всем Персефоне — может, тогда Геката не снилась бы каждую ночь. С чего бы ей сниться клятвопреступнику?

Нет. Гермес ощущал себя трусливым ничтожеством. Он панически боялся окунуться в воды Стикса, он отчаянно хотел жить — и проклинал себя каждый раз, когда видел в зеркале прозрачные глаза Гекаты.

Зачем, ну зачем он её в это втянул? Пошел бы плакаться Гере — на Олимпе бы Аресу спасибо сказали. Хотя не рискнул бы он её жрать — кишка тонка.

Где, кстати, Гера?..

Кажется, Гермес слишком глубоко погрузился в свои мысли и упустил что-то важное.

Гермес завертел головой — царица богов, с неприступным видом восседавшая на своем троне, куда-то исчезла.

Психопомп поправил вуаль на центральном теле и нашёл глазами лицо Аполлона:

— Не знаешь, где Гера?

Аполлончика явственно передёрнуло (не то из-за упоминания о Гере, не то из-за интереса Гекаты как такового).

— Она пошла навестить отца в его покоях, — выдал красавчик после некоторых раздумий.