Последнее шоу

— Почти пять лет, — ответила Бэллард.

— Ваше партнерство закончилась два года и два месяца назад.

— Именно так.

— Это вы заложили Оливаса?

Бэллард снова подвело сарафанное радио — вернее сказать, радио синей униформы. Их с Оливасом конфликт не должен был выйти за стены отдела кадров. Но, как оказалось, все были в курсе: и люди в синем в кабинете для инструктажа, и детективы из отдела тяжких преступлений.

— И как это относится к нынешнему делу? — спросила Бэллард.

— Возможно, никак, — ответил Карр. — Но вы же детектив. Вы должны понимать, что чем больше фактов, тем лучше. Говорят, когда в пятницу утром Честейн встретился с вами в Голливудском участке, дело приняло непростой оборот.

— Говорят? На каком основании? Он подал рапорт?

— На основании его последующего разговора с третьим лицом.

— Дайте-ка угадаю. С Оливасом?

— Это я обсуждать не могу. Но забудем про слова Честейна. Как бы вы охарактеризовали вашу встречу в Голливудском дивизионе?

— Я бы даже не стала называть это встречей. Честейн приехал забрать свидетеля: тот пришел чуть раньше, и я уже успела его допросить. Свидетеля зовут Александр Спейтс. Он сделал селфи на телефон и запечатлел момент первого выстрела в «Дансерз». Кенни приехал, чтобы забрать и телефон, и его владельца.

— Кенни?

— Угу. Не забывайте, в свое время мы были напарниками. Весьма близкими людьми. И сразу отвечу на следующий вопрос: нет, мы с ним не трахались.

— Я не собирался об этом спрашивать.

— Вот и умница.

— Так по какому поводу вы поссорились? Позже Честейн сказал третьему лицу: «Она все еще бесится».

Бэллард недовольно покачала головой. В груди у нее закипал гнев. Она машинально бросила взгляд за ограду, на собаку. Лола лежала на бетоне, вывалив язык, наблюдая за прохожими на променаде. Толпа редела: после заката люди уходили с пляжа.

Лоле довелось многое пережить, прежде чем Бэллард ее спасла. Издевательства, голод, страх. Но она всегда оставалась спокойна — за исключением тех случаев, когда ей или хозяйке грозила реальная опасность.

Бэллард взяла себя в руки.

— Значит, вы считаете, что эта информация связана с расследованием? В таком случае могу ли я перейти на личности? — спросила она.

— Думаю, да, — кивнул Карр.

— Хорошо. Эта, как вы изволили выразиться, ссора произошла после того, как Кен Честейн неуклюже извинился передо мной. За то, что два года назад предал меня, когда я подала жалобу на домогательство. Не забудьте указать это в своем рапорте.

— Значит, он извинился. За что именно?

— За то, что не поступил так, как должен был поступить. Не прикрыл меня, когда должен был прикрыть. И вот прошло два года. Меня выперли из ОРОУ, я работаю в Голливуде на «ночном сеансе», а Честейн лезет со своими извинениями. Скажем так: его извинения не были приняты.

— Выходит, разговор не имел отношения ни к свидетелю, ни к происшествию в «Дансерз»?

— Я же сразу это сказала.

Тут официантка принесла чай со льдом и тако для Карра. Бэллард, откинувшись на спинку стула, выжала лимон в свой стакан, а Карр приступил к еде.

— Хотите одну штучку? — предложил он.

— Повторяю, я не голодна, — сказала Бэллард.

Пока Карр двигал челюстями, у нее было время подумать. Похоже, она упустила инициативу. Рассердилась, встала в позу, забыла о собственной цели: рассказать поменьше, выведать побольше. Наверное, Карр специально выстроил разговор так, чтобы вывести ее из себя неуместными вопросами. Теперь Бэллард была уязвима. Самое время взяться за ум и соблюдать осторожность. Она взглянула на Карра. Тот с хрустом вгрызался в тако.

— Итак, — наконец сказал он с набитым ртом, — зачем вы звонили Мэтью Робинсону?

Ага, переходит к делу. Бэллард поняла, что Карр принес ей послание.

— Откуда вам известно, что я звонила Мэтью Робинсону? — спросила она.

— В опергруппе восемь следователей и двое начальников, — сказал Карр. — Понятия не имею, кто выяснил ту или иную подробность. Знаю лишь одно: вчера вечером вы звонили ему, причем несколько раз. И хочу понять зачем. Если не желаете отвечать, забронируем комнату в Тихоокеанском дивизионе. Там и поговорим.

Он бросил недоеденное тако на тарелку. Дело приняло весьма серьезный оборот — неожиданно, как гром среди ясного неба.

— Я звонила Робинсону, чтобы проверить, как у него дела, — сказала Бэллард. — Чувствовала, что должна это сделать. Я отдала Честейну Спейтса, тот отдал ему Робинсона. Теперь Честейн мертв. Я ездила домой к Кенни. Близко меня не подпустили, но я навела кое-какие справки. В пятницу вечером, перед самой смертью, Кенни пас свидетеля. Я знаю, что значит «пасти свидетеля», поэтому тут же вспомнила про Робинсона. Пришла к выводу, что Кенни — простите, Честейн — пас именно его. Поэтому я позвонила Робинсону, оставила ему несколько сообщений, но он мне так и не перезвонил. Вот и все.

Бэллард очень тщательно подбирала слова, чтобы не проговориться о своих «внеклассных занятиях» — к примеру, о незаконном доступе к компьютерным файлам погибшего напарника. Мало ли, Карр тоже записывает этот разговор. Нужно было убедиться, что отдел внутренних расследований не получит ни единой зацепки.