Последнее слово

— Я помогу, уважаемый Манербек Саидович, — на этот раз уже холодно сказал Грязнов. — Этот человек работает у вас, на одной из фирм, менеджером. Теперь это так называется. Раньше было проще — экспедитор, он и есть экспедитор, привез — увез. Я не ошибаюсь? Вы не напомните название фирмы и имя этого человека?

— Могу ли я спросить, чем вызван ваш пристальный интерес к нему, уважаемый? — медленно проговорил вычурную фразу хозяин.

— Естественно, я вам отвечу. Когда вы мне сами назовете этого человека.

— Не связано ли это?.. — не закончил фразы Манербек, потому что Грязнов его перебил:

— Если вы предполагаете, что с его служебной деятельностью, то нет.

— А с чем, простите?

— Повторяю, если вы полагаете, что у меня есть лишнее время для приватных бесед, то вы заблуждаетесь, уважаемый. Нет у меня такого времени. Более того, я согласился перенести наш разговор из моего служебного кабинета в ваше жилище лишь по той причине, что пожелал дать вам возможность выйти из создавшейся ситуации незамаранным.

— Вы так говорите, что я начинаю пугаться, — попробовал обратить все в шутку Манербек.

— Не волнуйтесь заранее, это еще у нас впереди. Итак? Мне нужен ваш ответ, — уже жестко заявил Грязнов. Он достал из кармана портативный диктофон, включил его и поставил на стол, рядом с вазой.

— Это что? — с легкой растерянностью спросил хозяин.

— Диктофон, который запишет все мои вопросы к вам и ваши ответы, чтобы после у вас не появилось желания сказать, будто я вас запугивал и давил на вашу психику. Прошу. Кто этот человек, изображенный на портрете?

— Конечно, я знаю его. Видел не раз, — тут же поправился Халметов. — Он служит в одной из моих фирм. А зовут его, если не ошибаюсь, Султаном… Ну да, Султаном Натоевым. По-моему, он из Хасавюрта. Говорят, дельный человек.

— Он от вашего имени приезжал в Калужскую колонию, где отбывал свой срок заключения ваш сын — Халметов Ахмед Манербекович, сменивший паспорт и все свои данные на Зайцева Геннадия Михайловича. То есть взял фамилию вашей покойной жены. Но, может быть, такова была ее воля перед смертью? А то как-то странно выглядит этот акт. Если б наоборот, я бы еще понял…

Халметов замер. Вот теперь и он сообразил, чего ради сидит здесь этот проклятый мент. Не Султан ему нужен! Не по его душу явился сюда.

— Вы правы, уважаемый. — Халметов сказал это с таким выражением, будто у него враз заныли все зубы. — Ахмед очень любил свою мать, а я не мог возражать… Дети, знаете, новое поколение, свои интересы и ценности. Да и похож он на мать — статный, светловолосый, внешне совсем не вайнах.

— Кстати об интересах. А где сейчас ваш сын?

— Это имеет значение?

— Вы совершаете ошибку за ошибкой, уважаемый. Я повторяю, у нас не праздная беседа. Так где?

— Не понимаю логики… То вам нужен был Султан, то теперь Ахмед…

— Чтоб вас не мучили вопросы относительно Султана, я предлагаю вам прямо сейчас позвонить ему и приказать явиться ко мне в здание министерства, у метро «Октябрьская», завтра с утра. В бюро пропусков будет лежать пропуск на его имя. Для дачи показаний по одному уголовному делу.

— Как?! Султан замешан в уголовщине? Тогда я немедленно его уволю! Мне только этого не хватало! — Гнев был очень естественный.

— Полагаю, что сделать это вы всегда успеете. Звоните. И заодно подумайте, что вы мне ответите по поводу места нахождения вашего сына.

Халметов хлопнул в ладоши снова и что-то крикнул по-чеченски.

Женщина в косынке принесла трубку мобильного телефона. Манербек поискал, нажал кнопку — он даже не стал утруждать себя ложью, будто не знает номера Натоева, тогда как он был записан в его «мобильнике».

— Говорите по-русски, — строго заметил Грязнов. — Я должен знать, что вы ему скажете.

А он был далеко не простофиля, этот Манербек. Его речь выглядела так:

— Это Натоев? Халметов говорит. Завтра с утра ты должен прийти в милицию. В министерство, которое на Житной. Дашь показания по какому-то уголовному делу, я не хочу знать какому. Ты сам знаешь, что надо говорить… — Видимо, тот стал возражать, потому что старик перебил: — Правду будешь говорить… Это я велел. Все… — Он отключил трубку и бросил аппарат на стол. — Я так сказал? Вы этого хотели?

— Все правильно, — ответил Грязнов, достал из кармана свою трубку, нажал нужного абонента и сказал: — По Натоеву. Наблюдение усилить. Могут быть попытки бегства. Он уже предупрежден.

Сложил трубку, сунул в карман и пристально посмотрел на Халметова. Тот, похоже, нервничал, но старался не подавать виду. Как же, это ж их важнейшая традиция — невозмутимость.

— Пойдем дальше. А где и когда вы видели в последний раз сына?

— Почему в последний?

— Простите, оговорился. Возможно, еще увидитесь. И скоро. Так когда? Он после колонии заезжал домой? О своих дальнейших планах вам рассказывал? Или ограничился информацией?

— Я не понимаю, о чем вы? — медленно и важно заявил Манербек.