Последнее слово девятого калибра

– Черт! – перебил Струге. – Как при совдепе! Какая разнарядка?! Нас уже приняли в Экономическое сообщество! Вы что, не в курсе?! Что за дурдом такой?

– …Из Мурманска, – утвердила дама. – Я, конечно, сожалею, но в отличие от ваших судов, в которых даже в условиях процветающего Экономического сообщества не могут решить элементарную проблему вселения судьи, наша гостиница работает четко. Закон есть закон, не так ли, товарищи? Так где дурдом после этого?

Меньшиков попрощался и договорился с Антоном о завтрашней встрече в академии. Делать было нечего. Он покинул номер, оставив Струге один на один с новоиспеченным постояльцем.

– Я – Бутурлин, – буркнул тот и прошел к своей кровати. – Иван Николаевич. Отродясь не видывал таких пошлых номеров…

Глядя, как новый сосед выкладывает в тумбочку «Детское» мыло и зубную пасту «Жемчуг», тщательно расправляет на вывешенных в шкаф брюках складки, Струге подумал о том, что сбываются все его худшие опасения. К нему в соседи попал брюзга и фраер. А как хорошо все начиналось…

– Кого здесь уже успели «замочить»? – не глядя на Антона, поинтересовался Бутурлин. Не дожидаясь ответа, задал второй вопрос: – В номере клопы есть?

После этого дуплета Струге понял, что «лучшие» моменты его пребывания в столице еще впереди.

Глава 3

Между тем Бутурлин проверил ванную.

– Как в морге, – констатировал он, выходя и выключая свет. – Кафель на полу, кафель на стенах. А вот занавесочки для душа нет. Свинство.

Думая о том, как поменять номер, Антон потягивал пиво и листал журнал. Он уже понял, что им двоим в одной комнате не ужиться и часа. Впереди – вечность, целый месяц. Если ничего не изменится, Струге вернется в Тернов неврастеником.

– Вы обратили внимание, коллега? – продолжал досмотр Бутурлин. – В номере напротив стоит телевизор «LG»! А у нас – занюханный «Рубин». И кровать моя расположена изголовьем на север. Так и до мигрени недалеко. Вы не будете возражать, если я ее разверну?

– Может, будет проще не мебель вертеть, а лечь головой на юг? – Антон чувствовал приближающуюся изжогу и поторопился запить ее «Гессером».

– Ерничаете, а напрасно, – заявил Бутурлин. – Во всем должен быть порядок. Если у кровати изголовье определено, то это – изголовье, а не наоборот. Я почти уверен, что наши постели расположены в зоне отрицательного воздействия. Это определяется просто. Все помещения разделены на зоны. К примеру, кошка всегда ляжет в ту зону, где человеку спать не рекомендуется. А где в пустой комнате расположится для сна собака – там и необходимо организовывать место для сна.

– Надеюсь, вы не собираетесь привести сюда собаку? – В номере было душно, и Струге обмахивался журналом. Над журналом сверкали его глаза.

Бутурлин не замечал этого блеска, так как был занят перемещением своей кровати. Закончив пертурбации, он отнес ботинки в прихожую и уже оттуда гаркнул:

– Вот у вас, коллега, в зале заседаний, у какой стены расположен стол? У восточной или западной?

– У меня астролябия сломалась.

Бутурлин вернулся в комнату:

– Непременно у западной должен стоять. Не знаете, здесь столовая есть?

Появление Бутурлина отвлекло Струге от размышлений об убийстве. В гостинице уже давно не было милиции и прокуратуры. Труп увезли, и вместе с ним исчезло состояние нервозности у всех постояльцев. Феклистова до этого момента никто из них не знал, и никто никогда не видел. Поэтому Струге был единственным, кто думал об этом странном убийстве. Оно на самом деле было необычно.

Антон вдруг вспомнил слова Выходцева о том, что смерть Феклистова наступила в период с шести до семи часов утра. Вряд ли столичный эксперт мог ошибиться в определении наступления смерти на два часа. Можно не сомневаться – матерый эксперт без хронометра и вскрытия назовет вам момент убийства с разницей в полчаса-час. Выводы эксперта по определению времени наступления смерти в таких случаях безошибочны. Если бы Струге поднялся в номер пятью минутами раньше, то возможность встретиться с мрянским судьей была бы нулевой! Но Струге увидел убитого последним! Вот то, о чем перед отъездом говорил Вадим Пащенко!!

Антон бросил в ноги журнал и уткнулся взглядом в соседа. Поняв, что Струге не расположен к разговору, тот улегся на кровать и взял в руки журнал. Тот самый, что совсем недавно читал Меньшиков…

При воспоминании о бывшем соседе Антон вновь почувствовал тоску. Ну кому было нужно поменять Максима Андреевича на этого Ивана Николаевича?! Когда со Струге происходило нечто подобное, он всегда признавался самому себе в том, что совершил какой-то грех, за который и расплачивается. Силясь вспомнить свои возможные проступки, он окончательно уверился в том, что дуреет прямо на глазах у самого себя. Бутурлин довел его до прострации в течение нескольких часов. И сейчас тот с чувством исполненного долга лежит и читает журнал. Антон оценил его внимательным взглядом…