Последнее слово девятого калибра

«Правильный» пацан Чиркаш кивал своей головой неправильной формы, и Бес понимал – тот сделает все, как надо. Саша «работал» с такими отбросами не раз. Чиркаш – один из тех, кто в детстве отрывал ножки у кузнечиков или вспарывал брюшко лягушке, а после радостно смеялся, глядя, как они глупо двигаются. Лучше всего будет, если Чиркаш сам там останется в виде экспоната. Но это уже не вопрос. Он станет экспонатом в любом случае. Опыт ведения боевых действий по данному делу подсказывал, что ни одного из тех, кто может пролить на тайну хоть какой-то свет, оставлять в живых нельзя ни при каких обстоятельствах.

Телефонный звонок застал Лисса врасплох. Поднося трубку к уху, он боялся. Боялся признаться в том, что ожидает услышать голос Выходцева или Феклистова. Они расскажут ему всю историю от начала до конца в мельчайших подробностях, а потом предложат остановить машину, потому что за их следованием следит какой-нибудь космический спутник.

– Сдавайся, Михаил Юльевич, – скажет Выходцев. – Пора отвечать в соответствии со всеми нормами российского законодательства!

А Феклистов с дырой в голове и запекшейся кровью на лице добавит:

– Я усматриваю необходимость приобщения обнаруженных материалов Баварцева к материалам уголовного дела. Вы пропали.

Сверхъестественного не произошло. Из Мрянска звонил Баварцев. Однако вскоре Михаил Юльевич понял, что эта песня приблизительно из той же оперы.

– Лисс, я больше так не могу. Все. Я умываю руки. Пусть дальше будет то, что будет! Меня все равно по суду оправдают – в деле нет никаких доказательств. Возвращайся, пока не случилось страшного. А что касается меня, то я участвовать в этой трагедии больше не желаю! Это уже не шутки, Лисс! Мне «люди» из Москвы позвонили! Позвонили и сказали, что твой ублюдок прирезал в «Уюте» двоих мусоров! Сейчас на ногах вся московская мусарня!.. На хер я вообще с уголовниками связался?!

Струге жив?! Не – «мусора убиты», а – «Струге жив»?! Баварцев пошел на попятную?! Даже каждое из этих известий могло переломать все дальнейшие планы! Но они сыплются на голову одновременно!

Струге жив, Ремизов, мать его, жив. И сейчас еще где-то болтается, как отвязанный конь, Чиркаш. Выходит так, что неделю назад Михаил Юльевич приехал в Москву, чтобы перебить в городе всю столичную милицию. А сейчас еще и Баварцев решил пойти на попятную. Вот и надейся на этих фраеров-юристов. Ну, последнее еще можно исправить. Баварцев силен в знании закона? Значит, он должен точно знать, что теперь он в Мрянск, плюнув на него, Лисса, уже не вернется.

Михаил Юльевич спокойно выслушал покаяние Баварцева до конца, а потом вдруг спросил:

– Слушай, Баварцев, ты крещеный?

– Я католик, Лисс. И готов ответить за свои грехи не только в суде районном, но и в Высшем. Можно грешить, но носить на себе грехи, усугубляя их новыми, невозможно. Я больше не могу…

– Во-о-он ты как запел?.. – Лисс оскалился. – Трагедия, говоришь… А ведь я тогда тебя предупреждал, чем все это может закончиться. И ты очень хорошо знал, на что идешь! Ты, шкура, хорош только тогда, когда твой личный зад не горит. Нет, мой дорогой Сергей Львович! Ты меня врасплох не застал! Я знал, что рано или поздно такой разговор может состояться. И я знал, что ты попробуешь в самом жарком месте спрыгнуть с подножки. Я зна-а-а-ал! Поэтому и сидел в этом номере, изображая юриста – что, кстати, получилось не хуже, чем у тебя! Сейчас каждый, товарищ Баварцев, должен отыграть свою роль до конца, чтобы потом не возникло ни малейшего желания распустить слюни перед прокурорами и не поплыть «по голубой воде»! Напрягаться, собирать волю в кулак, чтобы потом, по чистой случайности и безответственности, даже во сне не проговориться! Это наше общее дело, Баварцев, кровное! Кровью вы все у меня и помазались! Как братья! Так вот слушай, мой дорогой католик! Теперь ты будешь со мной в радости и горе, болезни и здравии! На Канарах и в «хате», в говне и благополучии. Куда ты собрался? За кордон? А что тебя там ждет? Полисмены у трапа. И российский суд. Давай, езжай. Только зачем за границу ездить? Поезжай сюда и чеши к Выходцеву – это тот следак, что дело Феклистова расследует. Он тебе и подскажет, что делать дальше.

Лисс отключил связь. Он точно знал, что звонок повторится. И дождался.

– Лисс, я все прекрасно понимаю. В чем-то ты, конечно, прав. Я, безусловно, грешен. И за все свои слабости мне придется отвечать. Только почему ты решил, что я повязан с тобой кровью?

– Слушай, орел… Ты там случайно не в компании мусоров в наушниках сидишь?

– Я еще не сошел с ума. За это можешь не беспокоиться. Ты стрелял в номере в судью, а теперь почему-то этим пугаешь меня. А я не знал об этом совершенно ничего! И жил в Мрянске, под подпиской о невыезде! И это подтвердит кто угодно, Лисс.

– Ах ты, сука лживая! Побежали все в разные стороны, как тараканы!.. – Лисс оторвался от телефона и бросил взгляд куда-то в окно. – Жалко, что я эту жадную тварь не раздавил еще в Мрянске…

– Я надеюсь, вы не обо мне, Михаил Юльевич? – раздалось в трубке.