Последнее слово техники. Черта прикрытия

По приблизительному Адскому времясчету была середина дня; что-то слабо напоминавшее солнечный свет пробивалось через серую облачную завесу, которая в этом месте неожиданно истончалась, представлялась тонкой и непрочной, а не тяжелой и мрачной, как на остальном небосклоне. Это было так близко к солнечному свету, насколько вообще было возможно по здешнему миропорядку. Воздух, в общем-то по-прежнему вонявший гнилью и гарью, в какой-то мере очистился.

Толпа разношерстных почитателей выстроилась широким плотным полукругом, но теперь эта форма понемногу рассасывалась: люди, осмелев, подбирались ближе, высовывались вперед, желая поглазеть на останки убитого ею. Может быть, они пытались понять, по каким соображениям она выбрала именно его. Она уже давно отчаялась объяснить им, что поиск глубинного смысла в данном случае бесполезен.

Она совершенно случайно выбирала, кого убить — кого благословить смертью. Она летела, пока ее не одолевал физический голод, потом опускалась ближе к земле и смыкала крылья вокруг первой встречной души. Иногда она прилетала в отмеченное загодя место и ожидала там — опять-таки первого, кто подойдет к ней. Она меняла время дня и место убийства. Особой схемы в этих изменениях распорядка не было. Она пустила все на самотек. Не до конца, разумеется, но в достаточной мере, чтобы для этих невежественных бедолаг ее поведение оставалось полностью непредсказуемым, они тщетно силились вычислить, куда она явится и когда, чтобы оказаться в нужном месте в нужное время; впрочем, посвященная ей религия от этого не утратила популярности. Как и желал, как и предсказал владыка демонов, она вернула в Ад крошечную надежду.

Временами ей хотелось остановиться, бросить все это, но она никогда не выдерживала дольше суток. Еще в самом начале она решила, что будет освобождать от страданий не более одной несчастной души в день, но несколько раз пыталась увернуться и от этой обязанности, не убивать никого. Тогда ее скручивали мышечные и кишечные судороги, едва позволявшие двигаться, не то что летать; и она осмеливалась на такие эксперименты лишь трижды. Тем не менее ей удалось выяснить, что в каждый следующий день ей дозволено освободить только одного; если предшествующая попытка оставалась неиспользованной, ее просто обнуляли. Отложенное со вчерашнего дня убийство не засчитывалось. Те, кого она, желая проверить это, убивала сверх нормы, почти сразу же воскресали, иногда — мгновенно, жизнь снова наполняла их истерзанные, раскрошенные, выпотрошенные тела, чудовищные раны чудесным образом залечивались и затягивались на ее глазах, а взгляды воскрешенных наполнялись упреками в беспричинном предательстве надежд.

Те, кого ей удавалось умертвить реальной смертью, переходили в небытие с чувством, которое ей очень хотелось принимать за признательность; его-то она научилась ценить. Выражение лиц тех, кто собрался вокруг, было куда проще: на них проступала обыкновенная зависть, видения райского блаженства смешивались в их сознании с нестерпимой ревностью. Поэтому она старалась иногда выбирать одиночек или кого-то из небольшой группы, просто чтобы избежать этих надоедливых взглядов, проникнутых безумным желанием смерти.

Не так-то легко вырвать человека из хватки веры; она пыталась это сделать, но потерпела неудачу. Правда была одна: она не могла обещать освобождение всем; она стала ангелицей, которая существовала на самом деле, пусть даже в пределах этой реальности, но неспособна была осчастливить всех. Это ведь не слепая вера — то, что они к ней испытывали. У этой системы верований была вполне четкая, рациональная и прочная основа.

Она вознеслась высоко в небеса, ловя более-менее чистый воздух, свободный от теплых зловонных испарений, в которые она погружалась до этого. Толпа, окружившая мертвое растерзанное тело, уже уменьшилась в размерах почти до невидимости, слилась с изуродованным, словно бы струпьями усеянным пейзажем далеко внизу, потерялась в плотном дыму.

Далеко впереди она увидела что-то необычное, незнакомое. Объект блестел, почти сиял. Он располагался там, где, как она знала, простирались небольшие горы и высокие холмы обрывались в кислотные озера. Это явно не были отблески пламени, нет; свечение скорей напоминало рассеянный, смутный солнечный свет. Чушь какая-то: в Аду никогда не видели солнца.