Последнее сражение. Немецкая авиация в последние месяцы войны, 1944–1945

Сейчас под моими ногами вместо земли искрилось море. Я был на высоте 2700 метров над заливом Неттуно, над десантными судами.

«На сей раз ты не сможешь избежать купания. Должно быть, была некая причина, из-за которой произошел разрыв парашюта. Я слишком быстро выпустил его или же шелк отсырел?»

Я вспомнил, что накануне ночью моя кабина осталась открытой, а прошел легкий дождь.

Да, вероятно, причина была в этом. Вода попала в кабину и на парашют, который лежал на месте пилота. Ранец и шелк промокли, и теперь я должен испытать на себе последствия этого. Однако не имело смысла волноваться. Еще ничего не потеряно. В будущем я должен быть внимательней.

Подняв глаза, я заметил еще один разрыв с другой стороны шелкового купола. Он пока еще был маленьким. Несколько нитей порвались, и дыра с каждой секундой становилась все больше: каждый раз, когда парашют раскачивался, раздавался тот же самый звук рвущегося шелка. Я закрыл глаза, забыв о «Тандерболте», который продолжал свои шалости.

«Это никогда не кончится? Если бы я уже был внизу…»

По-прежнему все то же размеренное движение маятника часов, монотонное, усыпляющее. Я судил о скорости снижения по реакции своего желудка. Купол, теперь гораздо более вялый, полоскавшийся, словно флаг, искривился внутрь и двигался боком, подобно наполовину сдувшемуся воздушному шару.

Затем я наблюдал, как под действием порыва ветра он распускался, словно огромный цветок, и приобретал свою форму. Несколько минут спустя он начинал терять форму, сначала с боков, а затем постепенно к вершине. Парашют продолжал планировать, пока не следовал новый порыв и комедия не начиналась снова.

«Простроченная вершина должна продержаться до конца. Вся моя жизнь висит на этой полоске парусины. Левый и правый сегменты разорваны сверху донизу. Лишь две полосы, вокруг основания и сверху, удерживают их вместе. Если они по какой-то случайности не выдержат, то парашют свернется с резким треском, словно мышеловка. Шелк оторвется, и я останусь в воздухе с парой кусков тряпья, прицепленных к плечам. Все, что останется от меня, так это черный крест с моим личным номером, написанным белой краской».

Мой небольшой вес не создавал слишком большую нагрузку на парашют, и швы держались. Однако я еще не был в безопасности; вцепившись в стропы, я следил за приближавшимся морем. Я чувствовал, что скольжу по грани между двумя мирами, свободный от земного притяжения.

Когда вы сидите в кабине, то никогда не ощущаете, что покинули землю. Вы просто чувствуете себя отделенным, изолированным от внешнего мира несколькими полосками металла и стекла. Сегодня я знаю, что это означает.

Я попытался думать о чем-нибудь еще, чтобы собраться с мыслями, но преуспел в этом лишь частично. Мои ноги болтались в пустоте. Время от времени над головой раздавался угрожающий треск шелка.

Инстинктивно я приподнял ноги и согнул их в коленях. Благоприятный ветер теперь нес меня к берегу. Купол парашюта, вялый и рваный, наполнился и снова начал раскачиваться. Еще несколько километров, и я упаду на линии фронта. Если посмотреть трезво, то я еще могу стать лесорубом в Канаде.

Я терпеливо ждал, куда отнесет меня ветер. Я дрейфовал над заливом Неттуно в направлении Албанских холмов, быстро теряя высоту. Несколькими минутами прежде «Тандерболт» оставил меня. Он оказался в пределах досягаемости немецкой зенитной артиллерии, которая начала стрелять по нему. Время от времени снаряды разрывались неподалеку – доказательство, что ее огонь был неплохим. На высоте 450 метров купол еще раз «погас» и снова развернулся. У меня не было времени на размышления, поскольку земля, казалось, мчалась ко мне на полной скорости.

Я пролетел над высоковольтной линией, а затем увидел углубление в земле метра 4 длиной и метров 6 шириной, затененное большим пробковым деревом. Ясно, что дерево, ветер и парашют имели свое предназначение. Последний направлялся прямо к дереву. На этот раз это было не планирование, а настоящее падение. Подошвы моих ботинок задели ветки. Я подтянул ноги и прикрыл лицо руками. Внезапно мои ноги очень сильно ударились о ствол. Я ощутил острую боль в спине немного выше пояса и, открыв глаза, с удивлением обнаружил себя висящим в полутора метрах над землей. Купол застрял в ветках. Неожиданно я разозлился. Не думая я выхватил свой нож и перерезал подвесные ремни.

Это было то, чего я точно не должен был делать. Я упал и вывихнул себе лодыжку.

Цепляясь за ствол, я сумел подняться на ноги и отчаянно выругался.

Вообразите, уцелеть при падении с высоты 7300 метров, несмотря на разорванный в клочья парашют, и растянуть себе лодыжку, приземляясь с полутора метров! Я не заметил, как поблизости появились несколько любопытных итальянцев. Первый вопрос, который они задали, был: «Americano?»

– No. Tedesco.[129]