Последнее сражение. Воспоминания немецкого летчика-истребителя, 1943–1945

Они никогда не нашли бы Герберта, даже если бы искали его в течение недель. Я указал на карте место, где совершил аварийную посадку. По теории его машина должна была быть найдена где-то поблизости. Командир группы отказался уведомить его родителей, пока тело не будет найдено и идентифицировано. Наконец, спустя несколько недель оно было обнаружено в роще на вершине холма. Воронка и обломки самолета. Подобно американцу, который был похоронен на нашем аэродроме, Герберта похоронили в том месте, где он упал… Где-то около Чивитавеккьи.

Однажды могила в конце взлетно-посадочной полосы украсилась бумажными цветами. Их там разместил механик Герберта. Могила его командира была слишком далеко от аэродрома, так что он решил, что лучше положить цветы на могилу американца. Цветы оставались лежать на глине, пока ветер не рассеял их, а дожди не выбелили. Два мира, разделенных пропастью и все же одинаковых. С одной стороны, венок из красно-белых цветов в Тускании у подножия креста с личным номером. С другой стороны, в лесу около Чивитавеккьи, в тени маслины, второй крест с каской. Какие-то пехотинцы поместили на крест каску, заметив табличку, что в могиле лежит тело немецкого гауптмана. Две могилы, два креста, противник и друг – никакого различия. Результат один и тот же. Погибшие на поле битвы.

Герберт был наиболее квалифицированным пилотом среди нас. Неразговорчивый по природе, уроженец Бреслау, он был связующим звеном между старым и новым поколениями летчиков. Хладнокровный и расчетливый, никогда не раздражавшийся, всегда дружелюбный, настоящий товарищ. С ним вы могли говорить открыто и высказывать все, что думали. Я помню, как однажды на Сицилии пришел к нему ночью после наших первых вылетов.

– Герберт, я в панике.

– В панике? Не мелите чепухи. Вы не знаете того, о чем говорите. Я в своей кабине гораздо чаще покрывался испариной от испуга, чем вы когда-либо в своей жизни, но никогда мне не приходила в голову мысль, что я боюсь. Главное, видите ли, состоит в том, чтобы преодолеть препятствие, перескочить через преграду, справиться со своим собственным инстинктом самосохранения. Это трудная задача, и мне дорогого стоило, чтобы научиться этому. Поверьте мне, Петер, что я так же пугаюсь, как и вы. Я дрожу подобно всем другим, всем без исключения. Некоторые притворяются, что они не боятся. Это – ложь. Есть другие, которые презирают смерть и тоже притворяются, что не боятся. И это – ложь. Третьи презирают смерть и плюют в лицо своим страхам. Не каждый это может, и, кроме того, это бессмысленно. Несмотря на показное бесстрашие, по их спинам также течет холодный пот, и я могу сказать вам, что некоторые из них испуганы гораздо больше, чем мы. Всегда соблюдайте и помните одно правило, Хенн. Понимая, что испуганы, никогда не показывайте этого. Никто неверно не истолкует, если вы признаетесь в этом. Но совсем иное дело, если в критический момент вы решите сбежать, притворившись, что ваш двигатель теряет обороты. Этого вам никогда не простят. Никогда не показывайте ни малейшей трусости. Лучше пусть вас вызовут на ковер. Я знаю, что это нелегко. В военное время вы никогда не сможете повернуть колесо истории назад, даже если захотите, но, прежде всего, не мучайте самого себя. В следующем вылете придерживайтесь меня, и я буду говорить вам, как нам не испачкать наши штаны. Вы сами все увидите. Это поможет вам почувствовать себя лучше. Вы не должны пугаться. Я верну вас обратно на аэродром. Вы можете положиться на меня.

Таким был портрет Герберта. Он был незаменим. В воздушном бою он был защитником для своих молодых товарищей, нашим другом и одновременно духовным отцом.

Когда мы потеряли его, группа лишилась моральной поддержки.

Глава 11. «Маделетто»

С каждым днем и часом бои становились все более ожесточенными. Когда, с трудом передвигаясь, мы возвращались домой после утреннего вылета к плацдарму, могли быть уверены в том, что найдем стаю вражеских истребителей, подкарауливавшую нас. Ускользнуть от них было невозможно.

В течение долгого времени немецкие истребители не оказывали поддержки изнуренной пехоте, сражавшейся внизу. Малейшая ошибка, малейшая опрометчивость в ходе вылета, и наша группа прекратила бы существовать. Пехотинцы, съежившиеся в своих блиндажах, никогда не видели истребители люфтваффе, за исключением коротких мгновений над Чистерной, Априлией и Ланувио. В то же время истребители-бомбардировщики союзников молотили по их позициям по дюжине раз в день, а тот факт, что за тот же самый промежуток времени десять – двенадцать немецких истребителей или истребителей-бомбардировщиков выполняли два или три вылета, никогда не принимался во внимание.

Кроме того, союзники получили новые типы самолетов, «Тандерболты» и «Мустанги», которые были крайне серьезными противниками.

Вскоре немецкие пилоты стали жертвами новой болезни – страха перед «Тандерболтами».