Последнее танго в Париже

— В моей работе, — пояснила она, — прошлое волнует воображение. Что ни вещь, то находка со своей собственной историей. Представь себе, я однажды раскопала будильник, принадлежавший палачу города Парижа.

— Ну и мерзость! Неужели ты бы захотела держать на столике у постели будильник заплечных дел мастера?

Она подскочила к нему, уперев руки в бока.

— Ты что, и вправду хочешь подраться? — спросила она. — Или просто не терпишь антиквариата?

— Я слушаю, как ты торгуешь старьем, рассуждаешь об этом отвратительном будильнике… — Он замолк, постарался совладать с голосом и продолжил: — И смотрю на тебя, такую здоровую, чистую, современную…

— Современную? — рассмеялась она. — Что значит — «современная»? Всего лишь мода. Посмотри вокруг. В одежде фасоны тридцатых— сороковых годов…

— Про одежду я понимаю. Я сразу начинаю думать о кино, — он развел руками, задрав голову к небу, — о звездах, когда в кино и в самом деле были звезды. Рита Хейворт…

Жанна с досадой покачала головой:

— Когда речь идет о кино, тут ты понимаешь. Что ж, это способ уйти от настоящего. Сейчас мне шьют платье по образцу того, в котором мама сфотографировалась в 1946 году. Она была очень красива, с этими квадратными плечами…

— Что ж, — прервал Том, — это способ уйти от настоящего.

— Куда легче любить то, что не задевает тебя впрямую, что на известном расстоянии от тебя. Вроде твоей камеры.

Это было уже своего рода обвинение. Том с обиженным видом повернулся к оператору и быстро распорядился:

— Расстояние! Сейчас увидишь… Дай-ка камеру. Дальше я буду снимать сам.

Он велел звукооператору подвесить микрофон.

— Пусть пишет. А вы все исчезните! — Он прогнал даже помощницу и повернулся к Жанне с рассерженным видом. — Я не живу тоской по прошлому. Настоящее время многое значит. Сядь на качели.

Он показал на ветхие качели, что были установлены на носу баржи. Жанна повиновалась — неожиданная инициатива с его стороны произвела на нее впечатление.

Устанавливая фокус, он продолжал:

— Покачайся немного. Пой.

Жанна начала покачиваться и замурлыкала «Девчонку на качелях»; она вошла в роль.

Том рассмеялся:

— Вот это другое дело. Знаешь, почему я их прогнал?

— Потому что разозлился. Или потому что хочешь остаться со мной наедине.

— А почему я хочу остаться с тобой наедине?

— Тебе нужно мне что-то сказать, — предположила она. — Без свидетелей.

— Браво! — воскликнул Том. — А что именно?

— Веселое или грустное?

— Секрет.

— Значит, веселое. А что за секрет?

— Посмотрим… — он сделал вид, что раздумывает, — секрет между мужчиной и женщиной…

— Ну, тогда это что-то непристойное, — рассмеялась она. — Или связанное с любовью.

— Да, связанное. Но не только.

— Секрет, связанный с любовью.

Она подперла рукой подбородок. Том по-прежнему прижимался глазом к видоискателю.

— Секрет, связанный с любовью, но не только с ней, — произнесла она. — Нет, не догадываюсь.

— Я хотел тебе сообщить, что ровно через неделю женюсь на тебе.

— Вот те раз!

— За тобой, понятно, последнее слово.

— А ты?

— Я решил. Все готово…

— Ох, Том, все это так странно и неожиданно, что просто невероятно.

— Кадр слегка подрагивает. От избытка чувств у меня дрожат руки.

Жанна начала раскачиваться, с каждым разом задирая ноги все выше.

— Ты еще не ответила, — окликнул он.

— Потому что ничего не понимаю.

Она залилась румянцем, улыбаясь широкой, уверенной улыбкой. Она смотрела вокруг — на воду канала, на хозяина-капитана, который складывал в ящики барахло с палубы, на дома, вдоль набережной, на голые платаны, на слаженный полет пары голубей в небе — и не могла собраться с мыслями. Качели постепенно замерли.

— Ну? — спросил Том. — Да или нет?

По его лицу пробежала тень беспокойства. Жанна обняла его за шею.

— Перестань снимать, — шепнула она. — Я ведь выхожу за тебя, а не за твою камеру.

Том ликовал; он подхватил с палубы старый спасательный круг и швырнул его в воду. К их удивлению, круг сразу пошел на дно.

Глава четырнадцатая

Дверь в подъезд дома, где жила мать, Жанна открыла своим ключом. Она взбежала по лестнице, не став вызывать лифт, — ей не терпелось поделиться замечательной новостью. Вид их просторной гостиной, обставленной удобной мебелью, несколько охладил ее пыл. Одну из стен украшали примитивное африканское оружие и произведения искусства, подобные тем, что висели на вилле. Комната была большая и светлая, однако в ней ощущались тоска по прошлому и утраченное время.

Жанна вбежала к матери.

Эта красивая женщина с тщательно уложенными по моде седеющими волосами была от природы наделена властной повадкой. Сейчас она стояла у постели, на которой беспорядочно громоздились старые военные мундиры. К груди она прижимала пару хорошо сохранившихся и до блеска начищенных сапог.

— Привет, мама, — сказала Жанна, обнимая мать.

— Ты рановато вернулась.

— Ага, так вышло.

Она прошлась по комнате, мимоходом полюбовалась на золотой галун одного из мундиров, провела рукой по каблукам сапог.

— У меня сегодня очень хорошее настроение, — сообщила она.

— Рада слышать.

Мать, подняв сапоги, не сводила с них восхищенного взгляда.