Он вернулся к себе, извлек из гардероба бутылку виски и налил. Когда он сунул бутылку на место, рука у него не дрожала, но в желудке было пусто и муторно. Он накинул купальный халат, извлеченный из того же шкафа, и затянул пояс. Все остальное, что было в комнате, как бы и не имело к нему отношения — книги и картины принадлежали Розе, сам Пол не копил сувениров и памяток, однако эти стены давали ему укрытие, и он не хотел уходить отсюда. Марсель пригласил Пола подняться к нему в номер, весьма странное приглашение. О Марселе он неизменно и с горьким юмором отзывался как о неофициальном любовнике жены, отчего собственное его положение почему-то казалось ему еще безнадежнее и пошлее. У Пола, разумеется, тоже были любовницы — официантки, какие-то унылые продавщицы, женщины, которые попадались ему на жизненном пути и с которыми он вступал в связь главным образом по привычке. Но у Розы, вероятно, было на уме что-то другое. Пол считал, что, как законный любовник, имеет право на определенные привилегии, в частности — на любовь. Каким же он был тупым идиотом!
Он понимал, чего Марселю стоило его пригласить. Сколько ночей просидел Пол в этой комнате, ожидая, не сводя глаз с зеленой неоновой рекламы «Рикара» на другой стороне улицы, пока Роза была с любовником. Что ж, пообещал себе Пол, если Марсель начнет пускать сопли и предаваться чувствам, придется, видимо, продырявить его башкой стену между комнатами, возведенную из дешевого клееного картона. С другой стороны, не исключено, что он узнает от Марселя что-нибудь любопытное.
Пол поднялся наверх и постучался к Марселю.
— Entrez![20] — без промедления последовал вежливый ответ.
Пол вошел в узкую комнату, заваленную книгами и журналами, на которые лампа в малиновом абажуре струила теплый свет. На стенах красовались репродукции картин Тулуз-Лотрека и Шагала, фотографии приглаженных «естественных» пейзажей, выдранные из «Пари-Матч», старые билеты на скачки, письма, вырезки и плакат с портретом Альбера Камю. Марсель сидел за письменным столом, на котором громоздились номера «Монд», «Пари-Суар» и полдюжины других газет, и длинными ножницами вырезал статью. Он тоже был в купальном халате.
— Я пришел не затем, чтобы лить с тобой слезы, — заявил Пол.
Марсель продолжал щелкать ножницами. Его самообладание действовало Полу на нервы.
— Не возражаешь, если я буду работать? — спросил Марсель. — Работа отвлекает от мыслей о том, что случилось.
Он заметил, что Пол сравнивает их халаты, оба из одинаковой клетчатой шотландки.
— Один к одному, — сказал Марсель не без удовлетворения. — Роза хотела, чтоб у нас были одинаковые халаты.
Пол обозлился еще больше. Про халаты он слышал впервые, затея представлялась ему нелепой.
— Ничего нового ты мне не скажешь, я и так все знаю, — соврал он. Решив перейти в наступление, он ткнул пальцем в аккуратную стопку вырезок на письменном столе: — Зачем, интересно, ты их вырезаешь? Для работы или у тебя конек такой?
— Мне не нравится слово «конек», — возразил Марсель. — Этим я подрабатываю к жалованью.
— Тогда другое дело, — насмешливо согласился Пол. — Тут волей-неволей приходится читать. Можно узнать много нового.
— А если честно? — спросил Марсель. — Разве ты не знал, что у нас одинаковые халаты?
Пол невесело рассмеялся.
— У нас очень много общего, — продолжал Марсель, но Пол его оборвал:
— Я все знаю. Роза мне часто про тебя рассказывала.
В обществе другого мужчины, даже такого педанта, как Марсель, Пол был в состоянии вспоминать о жене, не впадая в бессильную ярость. Марсель был мужчина и поэтому не представлял для Пола угрозы, разве что в роли, какую ему навязала Роза.
— По стаканчику виски? — предложил Пол, внезапно проникшись щедростью, и шагнул к двери.
— Постой… — Марсель выдвинул ящик письменного стола и извлек бутылку «Джек Даниелс», — У меня тут имеется.
— Очередной подарок от Розы?
— Мне это как-то все равно, но Роза требовала, чтобы под рукой всегда было виски. Я часто думал — может, такие вот мелочи позволят нам объясниться, понять друг друга…
Пол принял у него из рук стакан виски.
— Почти целый год мы с Розой… — Марсель говорил неуверенно, подбирая слова. — Регулярно, хотя и без страсти, — продолжал он, решив не заострять внимания на сексуальной стороне дела. — Мне казалось, я ее знаю, как только можно знать собственную…
— Любовницу, — подсказал Пол без всякой задней мысли.
— Но не так давно произошло такое, чего я никак не мог объяснить.
Марсель показал на клин белой штукатурки у потолка, где были содраны обои.
— Роза забралась на постель и попробовала руками отодрать обои. Я ей не дал — она могла сорвать ногти. Но она царапала стену как помешанная. Я впервые видел ее в таком состоянии.
У Пола забрезжила догадка.
— В нашей комнате стены побелены, — сказал он. — Она хотела, чтобы во всей гостинице только у нас была такая комната, ну вроде как нормальная квартира. Значит, тут она тоже хотела все изменить, поэтому начала с обоев.