– Теперь ты знаешь правду. Я не тот мальчик, которого ты знал раньше. Я тебе незнаком. Не важно, какие чувства у меня там, внутри. – Он хотел было ткнуть себя в грудь, но вместо этого только сильнее сжал узелок. – Ты можешь думать, что меня учить не стоит твоего труда, я понимаю и даже не прошусь к тебе в ученики. Но если бы ты позволил… если бы ты только позволил мне остаться здесь, я бы спал в конюшне, где угодно, и помогал бы тебе в работе… вот в этом, например. – Он кивнул на ступку, в которой я растирал иссоп. – И тогда, может быть, в конце концов ты убедишься…
Тут голос у него опять пресекся. Он замолчал и стоял, глядя мне прямо в глаза и облизывая пересохшие губы.
Не выдержал не он, а я, и первым отвел взгляд. И даже отвернул голову, чтобы спрятать радость, жаром бросившуюся мне в лицо. Я погрузил пальцы в кучу пахучей травы и растер ломкие стебли. Чистый, пряный аромат иссопа ударил мне в ноздри и поддержал мои силы.
И тогда медленно, не поворачивая к нему головы, я произнес:
– Когда я заговорил с тобою на озере, я действительно принял тебя за мальчика, с которым путешествовал много лет назад. Его душа была созвучна моей душе. Он умер, и с той поры я непрестанно горевал о нем. При виде тебя я подумал, что обманулся тогда и что на самом деле он остался жив, но потом на досуге я сообразил, что теперь он был бы уже не мальчик, а взрослый мужчина. Глупая ошибка, так можно сказать. Подобных ошибок я обычно не делаю. Ее породили усталость и печаль, утешал я себя, да еще теплящаяся до сих пор надежда, что, может быть, когда-нибудь он – или иная родственная душа – все же придет ко мне.
Я замолчал. Мой гость не произнес ни слова. Луна уплыла из дверного проема, и теперь он стоял, обрамленный темнотой. Дальше я говорил, глядя прямо на него:
– А надо мне было догадаться, что это не ошибка. Это рука бога перекрестила твою дорогу с моей дорогой и привела тебя ко мне, вопреки твоему страху. Ты не тот мальчик, которого я знал, но, если бы ты не был ему подобен, я бы просто не обратил на тебя внимания и, уж конечно, не заговорил с тобой. Та ночь была волшебной ночью, мне следовало это помнить и довериться ей.
Он с живостью отозвался:
– Я это тоже чувствовал. Звезды холодили мне кожу, как снежинки. Я отправился багрить рыбу, но не тронул ни одной. В такую ночь никто не должен умирать, даже рыбы.
Я разглядел улыбку на его устах, но, когда он набрал воздуху в грудь и обратился ко мне с вопросом, голос его дрожал:
– Так ли я тебя понял, что мне можно остаться? Я тебе гожусь?
– Годишься. – Я вынул руки из кучи сухой травы и отряхнул над столом пальцы. – Кто из нас теперь оспорит, что нами управляет промысел бога? Не бойся меня. Я очень рад твоему приходу. Я еще предостерегу тебя, когда придет время для предостережений, расскажу о том, какую тяжкую ношу взваливаешь ты себе на плечи и какие тернии ждут тебя на этом пути. Но сейчас я не осмелюсь выговорить ни единого слова, могущего отпугнуть тебя от меня. Войди же и дай мне тебя рассмотреть.
Он повиновался, а я взял с полки и поднял ему навстречу незажженную лампу – фитиль воспламенился и ярко запылал.
Теперь я убедился, что на свету никогда не принял бы его за слугу ювелира. Однако сходство было заметное. Правда, он оказался чуть выше ростом и не так худ лицом, и кожа у него была нежнее, а пальцы тонкие и ловкие, как и у того, – видно, никогда не исполняли грубой рабской работы. Но такая же грива темных густых волос падала чуть ли не до самых плеч. И рот был очень похож, настолько похож, что я готов был опять обмануться, – те же мягкие, мечтательные очертания, за которыми, как можно было подозревать, таилась твердость, настойчивость в достижении цели. Тот Ниниан умел тихо отстраняться от всего, что его не интересовало, он с полнейшим равнодушием пропускал мимо ушей разглагольствования хозяина, прячась от них в мир грез. Здесь передо мной было то же уклончивое упрямство и то же отсутствующее, задумчивое выражение глаз, которые, и широко открытые, могли ничего не видеть вокруг. Глаза были серые с черным ободком и прозрачные, как озерная вода. Позднее я заметил, что они, подобно воде в озере, способны отражать цвет и делаться зелеными, голубыми или черно-штормовыми в зависимости от настроения. Но теперь они смотрели на меня завороженно и со страхом.
– Ах, лампа, – сказал я. – Ты что, не видел никогда, как вызывают огонь? Это будет один из первых твоих уроков. Мой учитель тоже обучил меня этому прежде всего. А может быть, тебя заинтересовали вон те банки? Ты смотришь на них так, словно думаешь, что я храню в них яды. Я просто заготавливаю на зиму травы, которые вырастил в своем саду.
– Иссоп, – произнес он и посмотрел на меня лукаво, я бы сказал даже, будь он девочкой, что кокетливо. – «Будучи пережжен с серой, исцеляет воспаление горла, а сваренный с медом, помогает от плевритов».
Я рассмеялся:
– Гален? Для начала неплохо! Ты, оказывается, умеешь читать? А знаешь ли ты… Но нет, отложим до завтра. А сейчас вот что: ты ужинал?
– Да, спасибо.