Последнее заблуждение. Лекции по эволюционной типологии. Том I

Отныне вращение происходит по Большому Кругу. Четыре фактора – Эрос, «Я», Случайность и Биохимия – продолжают таинственным образом действовать из темноты, куда нам по-прежнему нет доступа. Однако, в нашем распоряжении уже есть какая-то часть процессов, которые мы осуществляем сами. Первое прохождение полного эволютивного цикла, первый виток эволюции породили нам «первую копию», снятую с недоступного «оригинала». Мы получили на «мониторе» четыре отпечатка, четыре наши «версии» по поводу того, что находится в «компьютере».

Тут может возникнуть вопрос: а стоит ли вообще говорить об «оригинале» и вести речь о скрытом «компьютере», если мы изначально обретаем себя уже в некоторой «копии»? Не является ли вообще «оригинал» темой для спекуляций? Не уводит ли нас эта тема в область чистых конвенций? Кант предложил назвать злополучный «оригинал» вещью-в-себе и прекратить выяснять, что такое вещь-в-себе, нагромождая какие-то фантастические описания. Он предложил заняться «копией» или «монитором», чтобы понять, как он устроен, как нам показан этот мир на экране и каков сам процесс нашего взаимодействия с «монитором» – процесс нашего познания (декартовское cogito). Кант предложил относиться к «первой копии», как к «оригиналу». Психоанализ, собственно, так и поступает, заявляя, что где-то есть некое всеобщее бессознательное, и есть осознанный нами фрагмент, как-то выстроенный в нашем представлении. В чем-то соглашаясь с Кантом и Фрейдом, мы, тем не менее, не хотим так просто отказываться от «фонового» присутствия «оригинала» в нашей картине бытия-в-мире.

Почему же нам столь важно признать самостоятельное существование «оригинала», хоть и совершенно недоступного, неуловимого, не познаваемого, сокрытого-в-себе? Дело в том, что если все, что мы видим – горы, звезды, падающие вниз камни, растущие ввысь колосья – есть «оригинал», а не «первая копия», то, как следствие этого, «бабочек» вообще не существует – все мы уже окончательно «готовы». Нельзя сказать, что человек может во что-то «вылупиться» – что он открытый вид, – если то, что мы видим или то, что видит, например, собака есть «оригинал». Если боль в ноге от ушиба есть не «копия», а «оригинал», а наше отношение к этому событию есть «первая копия», то «бабочек» вообще быть не может. Само размышление о человеке как открытом виде, представление об эволюции становится бессмысленным.

Потому философы и сражались за определение «оригинала» и «копии», чтобы дать нам шанс становиться лучше, чем мы есть. Складка, открытая Гуссерлем, дает человеку шанс на свободу. Если мы понимаем Природу и ее законы, как «оригинал», это тупик. Такой «оригинал» нас «закрывает», мы неизбежно зависим от него, мы не можем от него уйти. Если же это «первая копия», мы можем из нее «сбежать», что значит: перевести все во «вторую копию» (наподобие того, как оно было изначально переведено в «первую»). «Вторая копия» означает, в свою очередь, отделение от Большого Круга в смысле целостности. Таковая целостность возможна, если все наши четыре позиции будут освещенными – если мы сами станем источником света, а не пассивным отражателем внешнего света.

Тот факт, что у нас помимо «первой копии» есть еще нечто, позволяет поднимать вопрос об этом «нечто». Все природное вообще не вопрошает, в какой «копии» оно находится. Оно просто принимает то, что есть, как некоторый факт. У Природы нет альтернативы, которую она могла бы противопоставить этой единственной данности, в которой она обретается. Поскольку у человека есть альтернативное событие, он способен задать вопрос, и тем самым указать просвет для движения. Он способен не просто поднять вопрос о «копии», но также и непосредственно «копировать» сущее. Человек – это единственное существо в Природе, способное копировать, порождать копии. Творчество, несомненно, присуще Природе, но только человек в своем акте творчества обращается к копии. Среди всего разнообразия нашего творчества копирование наличного сущего занимает центральное место. Самое древнее искусство, обнаруженное на стенах пещер, изображало мир, и в этом событии есть нечто потрясающее, не вписывающееся в наше представление о неандертальце как дикаре, едва выступающем из общего фона Природы. Творчество Природы тоже способно вызвать восхищение, оно подчас безупречно с точки зрения даже нашей человеческой эстетики, но, тем не менее, у Природы напрочь отсутствует потребность изображать наличное – не просто брать и делать что-то новое, а брать и воссоздавать какой-то зрительный образ. Именно это событие позволяет утверждать философам, что человек это не просто один из видов, а уникальный вид, трансцендентный вид, радикально отличающийся от остальных. Тот факт, что человек переносит образы на бумагу, свидетельствует о том, что у нас есть «вторая копия», – что картинка на сетчатке нашего глаза произведена тем же способом…