Он, потакая улыбается, и тянется рукой внутрь своей рубашки. Он достаёт кулон на серебряной цепочке. В золотой оправе имеется огромный бриллиант. «Из моей алмазной скважины», - говорит он. «У меня есть другие в моём доме на Багамах, некоторые даже больше. Этот в 40 карат. Я попросил оценить один из них меньшего размера, в первую очередь, чтобы убедиться, что он настоящий и, во-вторых, чтобы определить его ценность. Швейцарский ювелир, который посмотрел на его, с ним чуть ли не случился сердечный приступ прямо на месте. Он предложил мне сто девяносто тысяч долларов, что означает, что камень стоит в два, а то и в три раза дороже».
Он бросает кулон обратно внутрь своей рубашки. «Генезис по-настоящему реален, и когда я там нахожусь, я молодой и мужественный. А женщины…» Он языком намачивает свои толстые губы.
«Больше никаких краж трусиков, я так понимаю», - говорит Гвенди
Он одаривает её сердитым взглядом, затем по-настоящему смеётся.
«Я полагаю, я заслуживаю этого. Не знаю, зачем я вам рассказал. Нет – больше никаких краж трусиков». Он отворачивается от Гвенди, и она думает, что пока он отвлечён, она может взять что-нибудь и ударить его по башке. Вот только всё пристёгнуто, зажато, и идея шмякнуть кого-то достаточно сильно, чтобы вырубить в условиях нулевой гравитации абсурдна.
Когда он смотрит на неё ещё раз, у него жалостливая улыбка, которая фактически привлекательная… или была бы такой, если бы он не угрожал её жизни и не планировал украсть шкатулочку с кнопочками, которую ей поручили защищать и, в конце концов, избавиться от неё.
«Когда Бобби взял меня туда в первый раз, я вспомнил что-то, что преподаватель рассказал нам на паре античной истории, которую я проходил в колледже. Я не хотел сдавать эту чёртову штуку, пропустил большую часть уроков и нанял одного ботаника, который сделал за меня финальное эссе, но одна вещь всё же застряла у меня в голове. Это было от старого грека – я думаю, он всё же был греком – по имени Плутарх. А может быть он был римлянином
««Грек»», —говорит Гвенди. «Хотя он стал римлянином»
Винстоун выглядит раздражённым из-за перебивания. «Что бы то ни было этот Плутарх написал что-то о завоевателе по имени Александр, я не помню дословно, но-«
Гвенди перебивает его снова. Ей нравится перебивать его, и почему бы и нет? Он не только «перебил» её задание, он угрожает на перманентной основе «перебить» её жизнь. «Когда Александр увидел широту своего владения, он плакал, потому что больше не было миров, которые можно было бы завоевать».
Вместо того, чтобы выглядеть раздражённым, Винстоун улыбается так широко, что нижняя часть его лица фактически исчезает, и Гвенди снова думает, что он сумасшедший.
Да! Именно так! И я был как Александр, Сенатор Питерсон! У меня больше не было миров, которые я мог бы завоевать! Я достиг своего предела! И к чему мне ещё стремиться, чего ожидать? Становится старым? Беспомощно ожидать, как я становлюсь толще, как моё лицо начинает покрываться морщинами, как моё тело начинает ухудшаться? И мой разум!» Улыбка становится ужасной ухмылкой. «Вам известно об этом, не так ли?»
Гвенди не заглатывает наживку. «Ради спора предположим, что этот мир существует, Гарет. Даже если это так, вы его не получите. Не получите, если отдадите им шкатулочку с кнопочками».
Улыбка Винстоуна затухает. То, что её заменяет, так это взгляд узкого недоверия. «Что вы имеете в виду?»
«То, что я говорю. Отдадите её им, и этому миру конец. Если эта Башня такая мощная, как вы говорите какой она является, все миры закончатся, бриллианты и всё остальное».
Он издаёт презренный смешок. «С чего бы людям – людям Бобби – делать это? Они ведь тоже погибнут вместе со всеми и со всем».
«Я думаю… потому что люди Бобби, те, которые тянут за ниточки, так как Бобби потянул твою, являются властелинами хаоса». И затем голосом, который она не узнаёт, как свой, Гвенди вскрикивает, «Пусть Башня падёт! Правь, Дискордия!
Винстоун отшатывается, как если бы голос был бы рукой, которая ударила его. «Вы с ума сошли?»
«Подумай о том, что ты делаешь, Винстоун. Ради БОГА,
Я подумал. И я знаю, когда кто-нибудь пытается сношать мне мозги. Давайте посмотрим на эту баснословную шкатулочку с кнопочками. Садитесь там, где сидите, Сенатор, вы не получите второго такого предупреждения».