Последнее желание приговоренной

…Первую партию я проиграла. Нарочно. Я хорошо знала законы азарта и потому вовсе не собиралась отпугивать «клиента». Правда, проиграла ее на последнем шаре, когда вся партия висела на волоске, Саяпин озабоченно сжимал тонкие губы, а Шеремет, который так и не ушел, нервно пил коктейль и потирал от возбуждения руки.

Расчет был верным: сразу же после моего проигрыша Саяпин предложил сгонять еще по одной. Партнер (то есть я) оказался действительно классным, и, судя по всему, Саяпин и Шеремет не собирались отпускать меня так легко.

Вероятно, в этом городе было не так много хороших бильярдистов. Особенно если учесть, что игрока из первой десятки, Груздева, я обыграла, не прикладывая к этому каких-то сверхъестественных усилий.

Следующую партию против меня играл Шеремет. Причем мне пришлось пустить в ход все свое мастерство, чтобы не просадить еще двести долларов, после чего мое финансовое положение могло стать совсем шатким. Ведь я выудила у доктора Глеба Константиныча только восемьсот баксов.

Впрочем, разохотившемуся Шеремету помешали сыграть партию: прострекотал сотовый, Валерий Иваныч отложил кий и рявкнул:

— Да… слушаю. Что тебе? Приехать? Зачем? Что? Я занят? Да, я занят. Что? Ну… ну ладно. Еду… ну что ты будешь делать!

Он повернулся ко мне и, скривившись, сказал:

— Извините, жена баламутит. Опять, говорит, козел, бабки просаживаешь, а тут дочка приволокла домой стаю дебилов из своего этого… колледжа.

— Дочка? — переспросил Саяпин. — Так она у тебя вроде смирная?

— Ага! Смирная! Чтоб я таким глупым был, как она смирная! — Шеремет нервно пошевелил короткими пальцами, а потом добавил, обращаясь ко мне: — А с вами мы завтра доиграем. Приятно было иметь дело с сильным игроком. Беру назад свои слова насчет того, что женщина не может играть в бильярд. Был не прав. Ну… счастливо. Пойду выкуривать этих балбесов из дома.

…Ну надо же, иронически подумала я, как этот круглый и наглый господин заботится о семье. Жена позвонила, что дочь набедокурила, — и любящий папаша оставил вожделенный клуб, прервав на половине разыгранную бильярдную партию, и поехал разруливать перегибы в воспитании своего избалованного и перекормленного роскошью и вседозволенностью чада…

* * *

После отъезда Шеремета Саяпин пригласил меня за свой столик, где мы выпили по бокалу шампанского, перекидываясь ни к чему не обязывающими и малозначимыми фразами. Немного закусили. После этого Олег Георгиевич предложил продолжить игру.

Я согласилась: еще бы!

— Как-то не довелось спросить, Аня, — проговорил Саяпин, нацеливаясь кием в шар, — а вы, собственно, чем занимаетесь, что так играете в бильярд? Вы не профессиональная бильярдистка? Вот я, например, в свое время участвовал в чемпионате России. Занял, правда, место во второй десятке, но это считается более чем круто.

— То есть вы — профессиональный спортсмен? — улыбнулась я.

— Нет, я банковский служащий.

— А я — программистка.

— Тогда вам было бы о чем поговорить с Валерой Шереметом, который недавно уехал, — сказал Саяпин. — Он возглавляет компьютерную фирму.

— В самом деле? Никогда бы не подумала, что он компьютерщик.

— И зря. Вы не смотрите на его бурбонистый вид. Он только кажется этаким. А на деле он умнейший человек, бильярдные партии он просчитывает хорошо. Да и вы, Аня, в этом плане не отстаете. К тому же у вас удар поставлен лучше, чем у Валеры: тот, когда играет, пьет слишком много. Хотя по нему этого не видно.

— Что верно, то верно, — отозвалась я и ударила шаром в другой шар, который по длинной траектории угодил в следующий, а тот благополучно свалился в лузу. Впрочем, как и первый. — А как вот вам такой дуплетик, Олег Георгиевич?

Саяпин недовольно скривился: мой удар в самом деле был удачен и исполнен мастерски.

— Одну минуту, Аня, — сказал он. — Чё-то от этого шампанского… Сейчас приду.

— Я жду.

— Селезнев, со мной, — сказал Саяпин, и длинный, жилистый и в самом деле чем-то похожий на селезня здоровяк последовал за боссом. Перед Олегом Георгиевичем шел амбал, который, как я полагала до этого, был из числа охранников Шеремета.

Я допила свое шампанское, надела пальто и двинулась вслед за трио Саяпин — два охранника. Селезнев и Олег Георгиевич прошли в огромную белую дверь с золоченым мужским силуэтом и буквой «G» — «gentlemаn».

Амбал же остановился перед ней и застыл в стойке плохо дрессированной гориллы, выслеживающей свой гипотетический обед.

Я оглядела пустынный коридор с фигурой охранника где-то метрах в пятидесяти от туалета, у большого стрельчатого окна, а потом шагнула к амбалу.

Тот оторопело посмотрел на меня и проговорил:

— Да ты куда прешь? Это мужской туалет.

— А у нас сейчас эмансипация и феминизация, — замысловато завернула я. — И эти градации по половому признаку нивелируются.

Эти «эмансипации», «феминизации», «градации» и особенно возмутительное ругательство «нивелируются» произвели на охранника свое действие:

— Да ты чё, жаба? Думаешь, сгоняла с Георгичем две партии в бильярд и шампусем закинулась, так теперь тебе сам черт не брателло? Держи дистанцию, мартышка.