Последнее желание приговоренной

— Сам ты мартышка, козел, — усугубила я зоологическую разнолепицу. — Что-то ты сегодня невнимательный, — добавила я с показательным добродушием и стрельнула глазами пониже поясного ремня охранника. — В туалет еще не удосужился сходить, а ширинка не застегнута. Все хозяйство засветил, дорогуша.

Тот машинально опустил голову и тут же получил такой удар по голове, что закатил глаза и сделал попытку без чувств рухнуть у двери, но я успела перехватить обмякшее тело и, раскрыв дверь мягким тычком ноги, не без труда, втащить его в «предбанник» и свалить у белой итальянской раковины. Как раз в этот момент мимо туалетной двери проходила какая-то толстая дама, и я услышала за спиной ее сочувственное:

— Что, нажрался твой, голубушка?

— Третий день пьет, подлец, — сказала я, сооружая на лице скорбную мину. — Им, видите ли, какой-то контракт выгодный дали, ну и нажирается.

— Все они такие, — вздохнула толстуха.

И я заперла дверь на замок. Наклонилась к неподвижному телу охранника и вытащила пистолет. Надо же… куда смотрит служба безопасности этого клуба, если пускает в свое заведение вооруженных людей?

Или тут так принято?

Обзаведшись пистолетом и проверив его боеготовность, я открыла вторую дверь, ведущую собственно в туалет, и направилась к кабинкам. Их было четыре. Впрочем, понять, в какой именно был Саяпин, было несложно — у правой крайней кабинки торчала длинная фигура Селезнева.

Я бесшумно шагнула к нему и, сжав кулак, выверенно ткнула в основание черепа. Тот дернулся, как придушенная курица, и, заваливаясь назад, безжизненно повис в моих многострадальных руках.

Я уложила его вдоль стены с заботливостью, с которой мать укладывает малолетнего сына, и распахнула легкую белую створку, за которой смутно маячил силуэт длинного худого мужчины.

Тот резко обернулся и посмотрел на меня. Потом дернулся и, быстро застегнув брюки, бросил:

— Да ты что тут делаешь?

— Ублажала твоих охранников, Олег Георгич, — отозвалась я. Он открыл было рот, но тут я выставила перед собой заведенный ранее за спину пистолет. В горле Саяпина что-то забулькало, заклокотало, и он с размаху уселся прямо на унитаз. Его продолговатая голова въехала в плечи, когда он проблеял (куда только подевалось все его достоинство и основательность):

— Не на-а-адо…

— Молчи, козел, — сквозь зубы сказала я и ткнула пистолетом в бок Саяпина так, что тот скривился от боли и открыл было рот для хриплого матерного проклятия, но я схватила его пальцами левой руки за длинный нос и, бесцеремонно притянув к себе, проговорила:

— В общем, так, Олег Георгиевич. Сейчас мы идем отсюда, садимся в твою машину и ведем содержательную беседу. Если вздумаешь нервничать и буйствовать — пристрелю как собаку. Мне особо терять нечего. Все ясно?

— Я не понял… — проговорил тот голосом переводчика третьесортных голливудских блокбастеров. — Ты что, Аня… ты кто? Может, не надо так со мной, а, Аня? — Теперь Саяпин говорил быстро, суетливо и мелкими, как пересыпаемый горох, словами: — Может, так не надо? Убери. Убери писто… пис-то-лет. Убери, и пойдем играть, и будем считать, что ты перепила.

— Не гнусите, парниша, — ответила я голосом, от которого на спине управляющего «Ахернара», верно, выступил холодный пот. — Не берите меня на понт.

Тот захлопал ресницами, а потом проговорил:

— А кто же ты тогда такая… программистка Аня, мастерски играющая в бильярд?

— А сами подумайте, Олег Георгиевич.

— Из… мусорни?

Я презрительно скривилась.

— Налоговая полиция?

— А у вас и с ними проблемы? Или «Маросейки» насмотрелись?

— Тогда ФСБ, — упавшим голосом констатировал Саяпин и вдруг почему-то язвительно улыбнулся. — Тогда тем более отпусти меня. Если, конечно, не хочешь, чтобы тебя уволили, Анечка.

— Это почему же меня должны уволить?

— А ты не знаешь? Да-а-а! Да просто твой шеф, Зубарев, и мой шеф, Никита Никитич, заключили пакт о ненападении. На время выборов. Типа пакта Молотова — Риббентропа.

— Интересно, — сказала я. — Очень интересно, я бы сказала. Пойдем-ка спустимся вниз и поговорим об этом поподробнее.

— Ты не поняла, — сказал он и нагло улыбнулся. — Убери пистолет, говорю тебе.

— Это ты не понял, — сказала я холодно. — Так мы пойдем в твою тачку и поговорим, или…

— Да я… — начал было тот, но тут же получил такой удар по почке, что придушенно застонал и почувствовал на своем затылке стальное касание пистолетного дула.

— Разгибайся, Георгич, — прозвучал мой холодный голос. — Думаю, что если я тебя здесь пристрелю, то много людей скажут мне спасибо. Иди, Саяпин, и не потей. В общем, так. Сейчас мы идем к выходу. Своим скажешь, что нужно обсудить одну приватную проблему. При этом делай похабное лицо и сладко блести глазками: все сразу поймут, какую именно проблему ты будешь со мной решать. Я возьму тебя под руку и при малейшей провокации — вне зависимости от того, от кого она будет исходить — нажму на курок. При всех. Запомни: меня все равно не смогут взять. Можешь спросить у своих горе-охранничков, которые валяются вот тут, в сортире. А если и возьмут, то… хуже уже не будет.