Последнему - кость

Ездил с Жуком до вечера. Загнав КамАЗ в гараж, выпили с шоферами. Для них Лешка уже был своим, поговаривали, что, когда вернется из армии, то сядет в автомобиль Жука, а Володя к тому времени получит новый. Правда, и в магазин гоняли как своего – обязанность младшего. Ничего, когда-нибудь появится другой молодой. Возвращался домой по темным безлюдным улицам. От нагретой за день земли пахло прелыми листьями. Где-то в дальнем конце поселка надрывался магнитофон и тарахтел мотоцикл. Пойти бы похороводиться, но сил уже нет. Вроде не трудная работа – крутить баранку, а спина болит и шея покалывает, будто за воротник репейников насыпали.

На лавке у дома Смирновых сидела парочка. Алексей прошел бы мимо, но окликнули голосом Гилевича:

– Леш, закурить нет?

– Есть.

Рядом с Гилевичем сидела Светка. Она виновато посмотрела на Лешку, а потом уставилась на собственные туфли. Он сел на лавку, удивленно покосился на Смирнову. Раньше как-то и в голову не приходило, что за ней можно ухаживать. Луна осветила Светкино лицо, хорошо видны были четко очерченные губы, длинные, загнутые кверху ресницы, сережки в форме кленовых листьев, конский хвостик на затылке. Лешке припомнилось, как прижимались к его ребрам маленькие груди во время танцев в новогоднюю ночь.

– Что-то холодно, – произнес он и обнял Смирнову за талию, подсунув руку под кофточку. – Погрей меня, Свет.

Она немного посопротивлялась, но не смогла вырваться из крепких рук и даже оказалась чуть ближе к Алексею и не отовинулась. Лицо ее закаменело, на щеки легла тень.

– Леха, мне надо сказать тебе кое-что, – буркнул Гилевич.

– Говори.

– Нет, по секрету, давай отойдем.

Алексей прошел за Гилевичем метра три, на ходу готовясь к драке.

– Понимаешь, – поправляя рукой пробор, заискивающе начал Вовка, – у меня с ней того – ну, сам понимаешь.

Драки не будет. Жаль. Так бы хоть уважал Вовку.

– Ну и что?

– Ну, это – мешаешь ты.

Алексей не испытывал особого желания сидеть со Светкой, но процедил сквозь зубы:

– А может, ты?

– Леш, ты чего?! Понимаешь, я с ней серьезно...

– Ну и что?

– Леш! – взмолился Гилевич.

Его унижение взбесило Порфирова:

– Пшёл отсюда!

– Ты чего, Леш! Ну не надо...

Закончить не успел, потому что получил под дыхало. Гилевич крякнул и замер полусогнутый. Чуб упал на глаза, прикрыв, наверное, слезы. Если бы Вовка дал сдачи, Лешка не бил бы больше. Ну, может, еще разок врезал бы, но не отнимал Светку. Однако сопротивления не было, поэтому, раззадоривая, щелкнул Вовку по кончику носа.

– Так кто лишний.

Еще щелчок.

– Так кто?

Гилевич кривился и молчал, а глаза метались загнанно со Светки на дорогу к дому и обратно. Веснушчатые щеки плаксиво расползлись и мелко задрожали.

– Лешка, прекрати! – возмутилась Смирнова.

– Пшёл отсюда! – подражая интонации Жука, приказал Порфиров и, когда Гилевич развернулся, пнул ногой под зад. – Сыкун!

Вовка, спотыкаясь, побрел в сторону, противоположную дому.

– Зачем ты так? – жалостливо спросила Смирнова.

– Трус! – коротко бросил Лешка, садясь на лавку.

– Все равно не надо было.

– Если тебе так жалко его, можешь догнать! – Алексей и сам чувствовал жалость к Гилевичу, но гордость не позволила признаться в этом.

Светка не побежала догонять. И не сопротивлялась, когда Лешка обнял ее и поцеловал. Губы у нее были податливые и неумелые, боязливо подрагивали, точно боялись, что их сейчас укусят. Она спрятала лицо на груди Алексея и мяла руками рубашку на плечах. От нее пахло такими же духами, как от Юлии Сергеевны, наверное, у матери взяла. Запах этот напомнил, что у Светки есть груди, что она такая же женщина, как учительница или Бандитка, что с ней можно...

В доме скрипнула дверь.

– Света, домой иди, – строго позвала бабка.

– Рано еще.

– Домой-домой, хватит. И этого гони.

– За что меня гнать? – шутливо возмутился Алексей.

– Никак ты, Леша?

– Он самый.

– А-а... Я думала, полицаенок, – уже спокойно сказала бабка. – Ходит тут...

– Баб, так я еще посижу? – попросила Света.

– Только недолго, а то мы спать ложимся.

Они просидели чуть ли не до утра. Лешка боролся с ее маленькими теплыми ручками и никак не мог осилить. Будто извиняясь за сопротивление, припухшие Светкины губы жадно льнули к Лешкиным губам.

А на следующий день Порфиров лишний раз убедился, как быстро разносятся слухи по поселку. Во-первых, все с ехидными улыбочками посматривали на него и на Светку, а во-вторых...

После уроков он пошел за школу. Сигареты у него были, стянул у бати. Угостив Тюхнина, стал с ним чуть поодаль от всех, под деревом с ярко-зелеными распускающимися почками, и прислушался к гулу машин на дороге. Он уже научился по гулу отличать КамАЗы и даже иногда угадывал Вовкин.

За школу пришел Гилевич. Избегая смотреть на Порфирова, подошел к Филиппскому и попросил без вчерашней наглости:

– Дай закурить, Филя.

Семиклассник покосился на Лешку. Тот отвернулся: меня это не касается. Филиппский сквозь зубы матюгнулся, предложив вместо сигареты кое-что потолще.

– Ты чего – деловой стал?! – возмутился Гилевич.