Последняя акция Лоренца

Завод пришелся Игнатию по душе. Работы было много, платили, по его понятиям, не скупо. Потом случилось у него горе: от тяжелых родов умерла, так и не разрешившись вторым ребенком, жена. Остался Игнатий вдовцом с пятнадцатилетним сыном Кириллом, моим дедом. Хотел Кирьку приучить к своему ремеслу, но тот тянулся к заводским подросткам и пошел на завод учеником.

Кирька быстро встал на ноги. Помогал рабочим при плавке медной руды в шахтной печи, во все вникал, обо всем расспрашивал. На смышленого парня обратил внимание мастер. Когда завод посетил управляющий, мастер показал ему как диковину толкового и смышленого к медеплавильному делу подростка. Кончилось это тем, что управляющий дал Кириллу денег до Петербурга, и рекомендательное письмо к знакомому профессору Института корпуса горных инженеров, который как раз в тот год был преобразован в Горный институт.

По новому уставу институт становился открытым учебным заведением. Специальные предметы делились на два разряда: горный и заводский. Во время каникул учащиеся обязаны были выполнять практические работы на рудниках и заводах... Вам не скучно, Владимир Николаевич?

— Наоборот, очень интересно. Вы ведь почти о наших местах рассказываете.

— Так вот, управляющий, судя по всему, был человеком умным и дальновидным. Он учел реформу в подготовке горных инженеров и хотел, видно, иметь на одном из медеплавильных заводов не случайного, а своего человека. Конечно, не могло быть и речи, чтобы сразу зачислить Кирилла в институт. По совету профессора он год, как проклятый, готовился ко вступительным экзаменам. Выдержал, поступил, а потом пять лет учился. С остервенением, на хлеб зарабатывал погрузкой на невских пристанях, а затем и репетиторством, благо бестолковых сынков у петербургских бар и купцов было предостаточно. Каждое лето ездил к себе в Завод, где выполнял практические работы.

Закончив курс с отличием, дед, напутствуемый добрым словом профессора (тот даже денег ему дал без расписки на обзаведение), вернулся на уральские заводы. Было то ровно сто лет назад. Вырос впоследствии дед до управляющего заводом. Умер незадолго до революции. Отец мой, Аркадий Кириллович, естественно, тоже закончил Горный институт. Служил на заводах. Его приметили и как опытного специалиста-организатора пригласили в Петербург. Здесь он дослужился до штатского генерала — вышел в действительные статские советники.

Мы, сестра моя Лиза и я, воспитывались уже в Петербурге, жили на Каменноостровском. Но почти каждое лето ездили в Завод, там у нас был небольшой дом.

Перед Февральской революцией Лиза вышла замуж за обрусевшего шведа. Он был богат. На Карельском перешейке имел довольно крупные лесные угодья. Муж Лизы, его фамилия Дальберг, окончил Петербургский лесной институт, теперь это, вы знаете, лесотехническая академия. Когда Свен еще ходил в женихах, я, тогда мальчишка, гостил у него в Териоках. В сороковом году Дальберг умер. После финской войны Лиза потеряла свое состояние и переехала в Хельсинки, а оттуда в другую страну. К счастью, родители наши до этого уже не дожили. Отцу и так трудно пришлось — сначала отвечал за свое генеральское звание, а потом за дочь, оказавшуюся за границей... А знаете, какие слова были всю жизнь девизом отца? Из первого устава Горного института: «Усердие к услуге отечеству и к пользе оного любовь».

— Умели пращуры одной фразой все сказать, — заметил Ермолин, а про себя повторил слова девиза, чтобы потом, уже дома, записать их на память в специальную тетрадь.

— Умели...

— А как ваша жизнь сложилась, Сергей Аркадьевич?

— Ничего особенного. Семью нашу уплотнили, было в те годы такое понятие. Отец работал как специалист на заводе. Я учился в школе, не закончил, пошел на Путиловский. Потом рабфак, Политехнический институт. Но это уже не так интересно. Впрочем, кое-что было... Могу похвастаться, Владимир Николаевич, уважаемый, что я был, наверное, единственным красноармейцем, который, начав войну рядовым, закончил ее полковником. Вот так! — И Сергей Аркадьевич совершенно неожиданно и как-то даже залихватски подмигнул Ермолину: знай, мол, наших!

— Да ну?! — изумился Ермолин.

— Война застала меня в Ленинграде, воинского звания я не имел, поэтому, когда заявился в военкомат записываться в добровольцы, определили меня рядовым, необученным. Ну, подучили нас чуток, был такой «Курс молодого бойца», направили в действующую армию. Воевать пришлось мне, правда, всего восемь месяцев, на Калининском фронте. Оттого, должно быть, люблю больше всего из литературы о войне стихотворение Александра Трифоновича «Я убит подо Ржевом». А потом вышел приказ: всех ученых из народного ополчения и вообще из армии отозвать. Что к чему, я тогда не знал, но летом сорок второго года очутился в Москве, на улице Радио, в распоряжении Московской военной комендатуры.

Осокин заливисто рассмеялся, вспомнив что-то веселое.