Она выходит из автобуса и на зеленый свет перебегает широкий Главный проспект, пересекает парк имени Попова, изобретателя радио. Здесь как-то ее, шестилетнюю, отец оставил на скамейке одну, а сам пошел в цветочный магазин. Они тогда собрались в Музыкальную комедию на «Веселого трубочиста», и Анечка притворилась, что у нее разболелся живот, когда отец предложил купить цветы. На самом деле у нее ничего не болело, просто она знала, для кого эти цветы. Для артистки Кораблевой, он всегда дарил ей букет в гримерной после спектакля. Она обо всем рассказала матери, и Татьяна закатила Соболеву сцену. «Готов ребенка променять на свой театр!» — кричала она. Татьяна, конечно, имела в виду не театр, и Анечка это хорошо понимала, тем не менее театр она возненавидела… А вот отца — нет. По отцу она скучала, но боялась признаться в этом матери. Когда он жил с ними, он ей мешал, потому что постоянно лез со своими советами, а теперь ей не хватает его советов. Бывают моменты, когда так хочется услышать его голос, что даже слезы душат… Сильнее любится на расстоянии.
«Памятник деревянного зодчества XIX века», — читает она каждый раз табличку на Доме деревянной игрушки. Вот бы туда зайти, но некогда! И так каждый раз. А за этим домом парк тоже в стиле прошлого века с чугунными оградами и фонарями. И сюда ее водил отец. А на другой стороне тесной улочки — обгоревший двухэтажный барак. Такая уродина на фоне такой красоты!
Анечка ускоряет шаг — уже рукой подать до стадиона «Динамо».
— Мишка, ты оказался прав! — сообщил Жданов, когда Блюм вернулся из столовой. — Лузгин на Сиреневом бульваре, в квартире у Авдеева. — И добавил: — В любую минуту будь готов к выезду.
— Всегда готов! — по-пионерски отсалютовал Миша.
— Ты налегке?
— Обижаешь, майор! — Он расстегнул на себе рубаху — на рыжем животе его был хитро устроен пистолет на резинке от трусов, опоясавшей корпус Михаила.
— Ну, ты и намудрил! — рассмеялся Вадим. — Он у тебя вместо бронежилета, что ли? Пока ты будешь его доставать, из тебя решето успеют сделать!
— Будь спок! — Блюм отстегнул пистолет, вытащил из кармана брюк обойму, зарядил и отправил грозное оружие в штаны. — Теперь нормально?
Включилась рация:
— Лузгин и Авдеев вышли из дома и сели в «Ладу». Выезжают со двора.
— Вести их тремя машинами! — приказал Жданов. — Спугнете — головы поотрываю! Ясно?
— Какой ты страшный бываешь, Вадимка! — Блюм застегнул рубаху и уселся рядом.
— Неужели опять девочка? — задумался Вадим. — Ведь на волоске уже висят!
— Что ты хочешь? Нахальство — второе счастье! А что поделывает наш многоуважаемый Иван Сергеевич? Я, кстати, должен был перед ним отчитываться сегодня в обед.
— Ничего не поделывает — работает.
— Парадоксально, но правда. Ваня, конечно, не шахтер, но «дни повышенной добычи» и у него бывают.
— Ты имеешь в виду Соболева? Мы сегодня заложили в компьютер отпечатки пальцев, снятые с пузырька, результатов никаких — нет у нас в картотеке этих «пальчиков».
Включилась рация:
— Выехали на улицу Мира, поворачивают на Главный проспект, направляются к центру…
— Может, они сдаваться едут? — пошутил Миша.
Стацюра выложил Жеке и Мике все, что знал о предстоящей акции, а знал он главное — место и время.
— Что мы будем с этого иметь? — поинтересовался золотозубый Мика.
— Половину того, что хотели получить с Авдеева, — пообещал Иван. — В противном случае вы бы имели кукиш с маслом!
— Он собрался «делать ноги»? — удивился татуированный Жека.
— Прежде чем он «сделает ноги», его схватят менты. С них, надеюсь, вы ничего не хотите получить?
— Наше условие — ты платишь наличными! — Жека прицелился в Ивана указательным палцем.
— Согласен, но только когда дело будет сделано. На том и порешили.
Лишь черная «тойота» с бравыми парнями отъехала от инвестиционного фонда «Святая Русь», на свет Божий выполз тучный Парамонов, сидевший во время разговора Стацюры с Жекой и Микой на диванчике в стороне.
— Эх, Ваня, «все суета сует и ловля ветра», — высказался он словами из Библии. — Не бери в голову.
— Что у тебя за дело ко мне? — напрямик спросил Стацюра.
— А ты не догадываешься? Буслаева мне подсунула должника, который профукал мои денежки по ее же настоятельной просьбе — специально ведь подставили парня с липовым заказом. Обещала, если он не расплатится, то сама отдаст. Галя исчезла…
— Она в Брянске. На слете…
— Плохо работаешь, Ваня. Ничего не знаешь о своих людях. На кладбище твоя Галя в селе Вознесенском. — Он взглянул на часы. — Уже часа два, как похоронили. Мир праху ее. — Андрей Ильич перекрестился.
«Хорошо сделала Галка! — обрадовался Иван. — Одним свидетелем меньше».
— И вот теперь, — продолжал Парамонов, — когда мне остался этот безнадежный должник, ты его, Ваня, вдруг похищаешь. Чего ради? А кто платить будет?
— Что ж ты с ним так долго нянчился? Почему не пришил до сих пор?
— А смысл? Что я бы с этого имел? У парня даже квартиры своей нет. — Парамонов сладко улыбнулся: — Вот тебя, Ванечка, я бы с удовольствием пришил. У тебя и квартира есть, и дача, и еще кое-что…