Последняя акция

— Ваше творчество еще требует тщательной проверки, — сомневался Жданов.

— Вот и дерзай, товарищ следователь! — В этот момент Соболев дернул Мишу за рукав. — Подожди секунду, — попросил Миша. — Вадик, есть еще одна зацепка, подтверждающая мою версию. Бывшая любовница Авдеева, некая Сатрапова…

— Фамилия знакомая…

— Она у нас проходит по делу. Помнишь, та самая, что подробно расспрашивала своего племянника о Ксюше Крыловой?

— Помню. Мы ее совсем упустили из виду.

— Вы, товарищ следователь, упустили, а вот Соболев узнал следующее: Вера Сатрапова улетела пятнадцатого июня в Мексику. И прилетает завтра.

— Пятнадцатого июня, говоришь? А ведь это на следующий день после воскресного шоу на острове Страшном?

— Вот-вот, и я о том же, — согласился Миша, — неплохо бы проверить — летела она одна или сопровождала группу?

— Проверим, — пообещал Вадим. — А что у вас там новенького на острове?

— Мы не на острове, — понизил голос Блюм, — в деревне, ждем машину из морга для старика Калмыкова.

— Ясно. Этого и следовало ожидать. — Он хотел еще добавить: «Надо было бы поменьше откровенничать со Стацюрой! — но сдержался, подумав: — Мишка и без меня все знает, а от ошибок никто не застрахован». — Убийство? — спросил он.

— Непонятно. То ли его отравили, то ли сам Богу душу отдал. Я на всякий случай прихватил с собой бутылку «Перцовки», из которой он пил. Пусть твои ребята посмотрят.

— А водку привез ему опять тот, со шрамом?

— Да.

«Тогда можно и не проверять», — подумал Жданов и перевел разговор в другое русло:

— У меня тоже появилась любопытная информация. Мне сейчас принесли список захоронений, произведенных в области за две последние недели поисковыми бригадами. Меня заинтересовало, например, такое… Не буду поминать фамилию воина, назову только место — деревня Нижняя Кудринка, это в десяти километрах от старокудринских дач. Произведено семнадцатого июня — в день похищения Маши Преображенской.

— Какая связь? — не понял Блюм, у него перехватило дыхание.

— Пока никакой, кроме того, что сама Буслаева присутствовала при захоронении.

— Эта ее работа, в конце концов, — возразил Миша.

— Все равно что-то в этом есть. Хочу проверить. И потом, не могу же я отрабатывать только твою версию как единственно верную?

— Согласен. У тебя все? А то тут машина приехала…

— Подожди… — Жданов сделал паузу, будто припоминая, что хотел сказать. — Поговори еще раз со своим Соболевым подробно обо всех трех женщинах. Пока непонятно, что их объединяет. Почему выбор пал именно на них? Короче, пораскиньте мозгами…

Обратно на остров возвращались в темпе, дружно нажимая на весла. Было не до разговоров. А прибыв на зловещую поляну, решили сделать привал. Скудная трапеза состояла из докторской колбасы, которую Соболев купил Трофимычу, хлеба и томатного сока. Двое милиционеров, оставленные на острове, не показывались и не отзывались на их крики.

— Калмыков предупреждал меня, что на этом острове пропадают люди, — вспомнил Юра.

— Эти ребята не из тех, что пропадают, — успокоил его Миша.

И они приступили к еде.

— Что тебе Жданов говорил про буслаевские захоронения? — поинтересовался вдруг Соболев.

— Да ну его! Вадику захотелось покопаться в могилах! Видите ли, Буслаева сама присутствовала при захоронении в какой-то деревне! В этом что-то есть! Да она просто выполняла свою работу…

— Деревня называется Нижняя Кудринка?

— Кажется, так.

— Я знаю эти места.

— Откуда? — Миша чуть не поперхнулся. — Ты это говоришь с таким видом, словно: «Я знаю — есть жизнь на Марсе!» И что с того? А я, например, не раз бывал в Бердичеве.

— Но в Бердичеве Стацюра не проводил своих акций! — отрезал Соболев.

— Каких акций? — насторожился Блюм.

— Акции «Память». Он за нее получил премию ЦК ВЛКСМ.

— Расскажи подробней, — заинтересовался Миша.

— Неужели ты об этом ничего не слышал? Звонили же на весь город! Там, под Нижней Кудринкой, имеется обелиск — могила тридцати красноармейцев, замученных колчаковцами. И вот в светлую Ванину голову пришла идея проведения на этом месте акции «Память». Каждый год в майские праздники. Так сказать, приурочили одну победу к другой. Собирались лучшие комсомольцы района, человек триста, и гудели два дня. Проводили митинг, такой чисто символический. Затем шла художественная самодеятельность — каждая организация представляла свою программу на заранее заданную идеологическую тему. Ночью — дискотека, танцы-обжиманцы. К этому времени все, конечно, ужратые, в кустах стоял «трах»… — Соболев перевел дыхание. — Боже мой!

— Что случилось?

— Да, ничего. Просто смотрю сейчас на это новыми глазами. Дико это все, а тогда казалось — нормально. Пляски и «трах» на могиле! Мол, смотрите, какие мы теперь счастливые, ваши потомки! Выпьем за вас и девиц в память о вас трахнем! Не зря кровь проливали. А еще… Ночью устраивали факельное шествие. Сжигали чучела Войны, Капитализма, Милитаризма и черт знает чего еще! Третий рейх, Миша, Третий рейх. Только, в отличие от немцев, наши строя не держали — вдрызг все пьяные были!

— В каком году это началось?