Последняя башня

Ши-Вэй – сдержанный, боязливый, но целеустремленный. Его он, впрочем, видел часто. Тот быстро продвинулся в Центре: недавно его назначили менеджером по сортировке биоотходов. При встрече они обменивались кивками, но никогда не общались.

Лаки. О нем ничего не было известно. Похоже, что все еще торчал в карцере.

Остальные разбрелись кто куда. Последним всегда вспоминалось бледное лицо в обрамлении коротких угольных прядей, словно наспех обрезанных тупыми ножницами. «Не говори никому, как меня зовут, солдат». Бланш. Это имя шло ей намного больше. Оно ее завершало, будучи недостающим куском мозаики в ее зыбком образе. Миккель не знал, где она. Шаттл увез ее выше.

Взгляд снова сфокусировался на датчиках. На них показывалось общее напряжение космической энергии по системам. Вспомнилось, что в его последний день на внешней базе наблюдались странные скачки. Омикрон-показатели и здесь демонстрировали схожую тенденцию. И это тревожило. Раньше такого не было.

Внезапно палитра данных, горящих приветливым желтым, резко изменилась. С пятнадцатого по двадцатый уровень все окрасилось красным. Миккель вывел на экран поступившую информацию. «Карантин. Утечка ИЛ-33».

– Скорпен! Какая информация? – донесся в наушниках встревоженный голос коллеги на посту у шлюзов. – Я вижу, что все шаттлы возвращаются назад.

– Код биоопасности. Пять уровней изолировано.

– Меры?

– Пока нет инструкций.

Миккель лихорадочно просматривал данные. Изоляция не могла быть автоматической. Такие алгоритмы существовали, но для массовых бедствий, угрожающих всей башне. Или же кто-то авторизовал перекрытие транспортных сообщений и закрытие пяти жилых уровней. Почему же ничего не говорят про эвакуацию? Происходящее выглядело не совсем правильным. Вдруг на задворках разума забилась другая мысль.

Бланш. Она сказала, что живет на девятнадцатом, если, конечно, не соврала. Миккель запросил информацию со станции девятнадцатого, и высветилось уже знакомое уведомление о карантине. В висках вдруг бешено застучало, а от запястий начали отслаиваться неоновые вспышки. Так происходило, когда нервы посылали слишком активные сигналы синтетическим стыковкам на теле. Он сделал то, на что требовалась авторизация начальства: начал искать ее по личному коду на девятнадцатом. Сразу же вышел и электронный паспорт. С фото смотрела угрюмая, плохо причесанная девушка. Из-под ворота выглядывали трещины черных «моровых» сосудов, которых он не замечал при встрече. И того, кто провел часы, вглядываясь в эти черты, не обмануть: на снимке – другой человек. И не мудрено, раз она сказала, что ее имя Бланш.

Что за игры с двойной идентичностью? Но думать об этом не было времени. На экране еще мигали ее жизненные показатели, и, судя по всему, она находилась где-то в районе жилых капсул. Вышел и адрес. Сам не понимая, что делает, Миккель стремительно покинул диспетчерскую. Снаружи он наткнулся на пару обеспокоенных коллег, и говорили они о происшествии.

– Почему на фабриках хранят такое опасное вещество? Оно даже не используется в производстве… – рассеянно произнес кто-то.

– А что это?

– Что-то типа токсического газа.

– Инкапаситант[2], – произнес Миккель, лихорадочно настраивая шлем с респиратором.

– Знаешь эту штуку? – На него уставилось несколько пар заинтересованных глаз.

– Знаю. Мы этим нежить травили на внешней базе.

Каждое действие было отточено до автоматизма. Проверить функционирование фильтров на респираторе. Запас кислорода. Таймеры. Крепления. Объясняться перед коллегами он не стал, чуть не бегом направляясь к казармам. В голове только крутилось, что ИЛ-33 убивает в течение восьми часов. Пока у нее еще оставалось время. План вентиляционных шахт на башне таможенники знали наизусть, и он намеревался сам вытащить Бланш. Хотя никто не отдавал ему этот приказ.

Вавилон, уровень 19. Фабрики

Меж блоками растекалась вязкая мгла. Здесь и в обычные дни мало что было видно, но сейчас двигаться приходилось на ощупь. Там, где туман редел, казалось, что из пола вылезают толстые черви. Но это были переплетения многочисленных труб, по которым шли различные производственные отходы. Миккель уже не в первый раз спросил себя, как тут можно жить. И без этого газа из-за фабрик не осталось нормальной атмосферы. Уровень был загажен донельзя. Жилых капсул оказалось немного. Всего сотня. Остальное пространство занимали бесконечные трубы и механизмы, двигавшие работу фабрик на двадцатом. Свет фонаря полз сквозь туман узкой трапецией. Кажется, он уже достиг ее отсека. Вне таможен у Миккеля не было доступа к базе человеческой мобильности. Иначе он мог бы увидеть Бланш сияющей точкой на экране. Или уже не увидеть… Но внутри тлело уверенное ощущение, что она жива. Как если бы он ее чувствовал, правда, непонятно чем. Сердце у него было из синтетики.