Последняя битва

Пара гребков — и «Росомаха» с легким покачиванием выровнялась на киле. Раздался выкрик впередсмотрящего:

— Таран чист!

И тут же вслед за ним палубу диремы вновь покрыл рев Тамора:

— Право на борт! Правый борт — табань, левый — греби!

И сразу же отрывистые выкрики старшего артиллерийского офицера:

— Залп! Натянуть тетиву!

Спустя полчаса оба корабля с катапультами превратились в пылающие факелы, одна из ониер уже затонула, вторая с совершенно разбитым левым бортом сумела выброситься на левый берег устья, а третья торопливо улепетывала к горизонту (впрочем, совершенно без шансов на успех). Тамор стянул с головы шлем и, утерев пот с красного лица, повернулся к Слую:

— Вот уроды, когда таран застрял в борту второй ониеры, наш борт был открыт для атаки почти минуту, а эти придурки даже не успели развернуться.

Слуй негромко спросил:

— А если бы успели, то что? Они могли бы выиграть? Тамор смачно сплюнул:

— Хрена! Мы свободно порвали бы на холодец два таких отряда, но борт попортить они могли бы вполне, все-таки кое-что, а так… — Он шумно высморкался и закричал: — Боцман, мы что, собираемся догонять эту ониеру или как? — и опять повернулся к Слую: — Ты вот что, Грону… не рассказывай, как я облажался.

Слуй усмехнулся и, кивнув подбородком на плавающую на поверхности воды щепу, негромко произнес:

— Что-то я не заметил, когда это ты облажался? Тамор нахмурился:

— Ну это… не ерничай. Сам знаешь… Слуй вздохнул:

— Тамо-ор, помнишь, как ты расстроился, когда Грон объявил, что старшим начальником этой экспедиции он назначает меня.

Тамор покраснел:

— И ничего я не…

Но Слуй прервал его коротким движением руки:

— Так вот, я, конечно, совсем мало понимаю в кораблевождении и не столь опытен, как ты, в управлении кораблем в бою, но основная наша работа будет как раз по моей части. Да и противостоят нам здесь люди, которые играют как раз на том поле, на котором я, как известно, совсем неплохой игрок. И сегодня мы видели этому подтверждение. Так что Грон, как обычно, был прав, делая меня старшим, а это значит, что все твои ошибки — это, в первую очередь, МОИ ошибки. А я совершенно не собираюсь подробно информировать Грона о СВОИХ ошибках. — Слуй улыбнулся и неожиданно сказал: — Кстати, как мне представляется, все повернулось к лучшему.

Тамор удивленно воззрился на него. Слуй пояснил:

— Хемтцы так долго медлили с атакой на школу, что я уже начал волноваться. А после твоего появления в Фивнесе и встречи с этим твоим приятелем Исмеренесом события должны получить необходимую динамику… А то я даже уже подумывал, не устроить ли какую-нибудь небольшую провокацию, чтобы подхлестнуть наших противников. — Заметив озабоченно-удивленное выражение на лице Тамора, он заключил: — Одним словом, скорее всего они атакуют школу сегодня ночью. Так что как только разберемся с этой ониерой — поворачивай к Фивнесу. Тамор несколько мгновений размышлял, затем резким движением нахлобучил шлем и, повернувшись в сторону палубы, рявкнул:

— Боцман — атакующий темп! Натянуть тетиву!

В конце концов Слуй прав: Грон назначил его старшим оперативным начальником, вот пусть и морщит лоб. А все эти игрища для ума — не для него. Ему что попроще: отправить на дно пяток-другой кораблей и вовремя прибыть к пирсам Фивнесского порта. Сказано ночью — значит будем ночью.

7

Туметес притаился под навесом торговца тростником. Навес имел в задней части угловой плетень из того же тростника, правда, уже старого и высохшего, за которым могли укрыться целых три, а то и четыре Туметеса. Так что Туметес мог бы спокойно просидеть здесь всю ночь. Но, увы, это было невозможно. Потому что там, впереди, за невысоким глинобитным забором притаилась скверна.

Об этом он узнал вчера ночью. Туметес не совсем понял, что говорил тот молодой жрец, он вообще всегда был туговат на голову. Зато очень удачно изображал припадочного. Ему даже не надо было жевать мыло перед тем как начать. Пена у него на губах появлялась сама по себе, в процессе, так сказать, представления. И потому Кметлок, старшина нищих, побирающихся у храма Имнекет, богини исцеления и совокупления, считал его «весьма полезным дерьмом». Для Туметеса это было важно. Впрочем, наверное, это было бы важно для любого. Если такой человек, как Кметлок-урод, считает тебя, как это… «весьма полезным дерьмом», то это, несомненно, важно для любого, да, для любого. Поэтому Туметес честно продремал в углу двора всю речь того жреца, а потом подошел к старшине и, натянув на рожу привычное при обращении к Кметлоку униженно-испуганное выражение, спросил:

— Че делать-то надо, дядька Кметлок?

Тот как раз обсуждал какой-то серьезный вопрос со жрецом, поэтому от неожиданности даже подпрыгнул и, резко развернувшись, заехал Туметесу по горбу своей увесистой клюкой.

— Ты, падаль, ты что, не видишь, что я занят?

Туметес отскочил назад и совсем уже было собрался привычно грохнуться на землю и забиться в припадке (он давно заметил, что стоило ему так сделать, как его тут же прекращают бить), но старшина завизжал, разбрызгивая слюну: