Последняя битва

Облиону было что ответить, но эта женщина пока неспособна воспринимать разумные речи. В ней клокочет ярость и… похоже, кое-что еще, о чем он старался не думать, чтобы не выдать своих мыслей каким-нибудь неосторожным намеком. Потому что сейчас эта женщина готова убить даже за косой взгляд. Он не раз сталкивался с подобными проявлениями женского гормонального взрыва, но от той, что сейчас мерила комнату стремительными шагами, зависела его судьба и судьба всех, кто был ему дорог. Так что он благоразумно промолчал. Да и что говорить, если она отбросила все тщательно разработанные ими планы и привела в действие всю сеть Ордена. Человек, только что покинувший комнату, — глава всей группы Наблюдателей побережья, а она чуть не размозжила ему голову томгом, стоило ему лишь высказать мысль, что поиски Измененного могут несколько затянуться.

— Ладно, иди, и пусть ко мне зайдет Сбагр. Хотя нет… позови центора.

Облион согнулся в низком поклоне, с облегчением выпустив воздух между сжатых зубов. Она держала его в своей комнате почти три часа, и он боялся, как бы она не набросилась на него, давая выход своей неутоленной похоти. Но, слава Творцу, вроде бы пронесло…

Эсмерея проводила взглядом согбенную фигуру Посвященного, скрывшуюся за дверью, и сердито рванула застежки платья. Через пару мгновений оно отлетело в сторону и повисло на спинке кресла, сандалии шмякнулись об дверь… Дверь заскрипела, и на пороге появилась могучая фигура центора.

— Госпожа… — начал он и растерянно умолк. Эсмерея раздраженно хлопнула себя босой ступней по голой лодыжке, шагнула вперед, ухватила центора за крепкую шею, неожиданно подпрыгнула и ударила пяткой опешившего воина в солнечное сплетение. Тот крякнул и повалился вперед. Эсмерея перебросила его через себя и вспрыгнула ему на живот.

— Но… Госпожа…

— Заткнись! — Эсмерея с размаху хлестнула его по щеке и, скользнув рукой под полу короткого поддоспешного хитона, который центор предпочитал любым другим видам одежды, в два движения привела мужскую гордость центора в рабочее положение… Когда она с размаху села на него, из глотки центора вырвался утробный звук, за что он был наказан еще одной увесистой оплеухой. А потом ей стало уже все равно, потому что она достигла кульминации. Центор под ней замер. Чувствовалось, что он больше не может, но боится поспешным облегчением рассердить Госпожу. Эсмерея довольно оскалилась и, внезапно наклонившись, вцепилась центору зубами в мочку уха. Тот дернулся, тихо взвыл и… изверг могучую струю семени. Эсмерея вздрогнула, почувствовав ее в себе, изогнулась и зарычала от наслаждения, еще сильнее стиснув челюсти на мочке уха партнера…

Когда все кончилось, она устало поднялась, брезгливо сплюнула откушенную мочку и, рухнув на ложе, хрипло приказала испуганно замершему на полу центору:

— Пошел вон!

Тот молча поднялся и, держась за кровоточащее ухо, торопливо исчез. Эсмерея устало прикрыла глаза. О Творец, как такое могло произойти?! Этот Измененный, что он сделал с ней?! Она хотела этого самца так, как никогда и никого еще не хотела… Одна мысль о нем приводила ее в дикое возбуждение, да что там говорить — все произошло в течение пяти секунд, и это она, которая могла без труда довести до изнеможения пять-шесть мужчин! Эсмерея вскинула руки и прижала ладони к вискам. Не-е-ет, она должна его получить. Эсмерея вскочила на ноги и заметалась по комнате, чувствуя, что ее вновь охватывает возбуждение. О боги, ну куда он мог скрыться?! Она остановилась перед зеркалом и уставилась на свое отражение. О Творец, ну неужели он не чувствует, как она исходит желанием?! Он просто обязан это чувствовать, она же ощутила, как там, на арене, между ними установилась незримая связь. Почему же он исчез? Разве он не понял, что она не позволит даже волосу упасть с его головы. Во всяком случае, пока…

Следующая четверть прошла в напряженном ожидании. Эсмерея по-прежнему не находила себе места, то и дело срывая свое бешенство на ком-нибудь из горгосцев или на Облионе. Но тяжелее всего приходилось местному Наблюдателю. Эсмерея потребовала, чтобы он приходил для доклада не менее двух раз в день. И каждый раз он на своей шкуре мог ощущать, что такое полноценная истерика.

Наконец, на утро седьмого дня в комнату вбежал находящийся уже на грани нервного срыва глава группы Наблюдателей и, протянув Эсмерее тонкую и почти прозрачную полоску сообщения стрижиной почты, выпалил:

— Это прибыло на рассвете.

Эсмерея, занимавшаяся утренним туалетом, выхватила письмо из его руки (движение получилось таким гибким и стремительным, что Наблюдатель потом божился, что у Госпожи вместо рук настоящие змеи, просто замаскированные магией) и впилась глазами в строчки тайнописи. Внезапно за окном послышался крик стрижа, затем короткий удар. Эсмерея досадливо поморщилась. Послышался еще один удар, затем еще один… Эсмерея, владевшая тайнописью не слишком твердо, разобрав первые два слова, поняла, что сообщение не имеет отношения к Измененному (а все другое могло подождать). Она хмуро посмотрела на Наблюдателя: