Последняя битва

Тони молниеносно скакнул вперед, выбрасывая джеб. Но я был готов к этому. Уклоном ушел под руку, рванулся вперед и вниз, обхватив руками его торс, продолжил движение, оказавшись за спиной Гонсалеса. Кубинец попытался перчатками разорвать мой захват, но у него предсказуемо ничего не вышло. Я подсел, напрягся и рывком поднял тяжеловатую тушку в воздух. В воздухе мелькнули серые подошвы дергающихся боксерок. В последнее мгновение пожалел соперника и чуть притормозил его падение. Но это помогло слабо. Глухой стук затылка о настил ринга прогремел на весь зал. Тони на секунду потерялся, что позволило мне перевернуться с ним обнимку на живот, резко переместиться вверх, оплетя ногами корпус кубинца. Правая ладонь нажала на лоб, поднимая голову, левая рука змеей обвила шею. Гонсалес рванулся, попытался отжать захват вниз, но было уже поздно. Левая ладонь обхватила локтевой сгиб правой руки. Я усилил удушающий, плотно прижавшись. Антонио был обречен. В перчатках он не мог отжать перекрывшее воздух предплечье и разорвать захват.

Игорь Семенович тренировал нас на совесть, разбирая множество видов освобождения от разных удушающих и вариантов противодействия. В таком положении был обречен даже мастер джиу-джитсу, годами отрабатывающий защиту от подобных приемов.

Антонио пару раз дернулся, захрипел и постучал перчаткой по моему бедру.

— Se dio por vencido, terminó[20], — закричал Эспиноса — Брэк.

Я отпустил Гонсалеса, скатился с него и неторопливо встал на ноги. Тони остался лежать, кашляя и держась за горло.

Барбудос, улыбаясь, захлопали в ладоши. К ним присоединилась, раскрасневшаяся и сверкающая белоснежной улыбкой креолка. Я невольно залюбовался Бьянкой. Черные как смоль волосы, волной струящиеся по плечам, загорелое личико с правильными чертами, лукавыми карими глазками и пухлыми губками. Тонкое голубое платье провокационно облегает ладную фигурку, вызывая дурные мысли у большинства мужчин. Если бы не Аня, точно бы подкатил. Тем более Бьянка давала немало поводов: то улыбнется завлекающее, то глазками лукаво сверкнёт, то, как будто случайно, подол приподнимет на секунду, демонстрируя стройные длинные ножки. Зря старается: я сразу Аню вспоминаю. Что поделать, однолюб по жизни. Если есть чувство к девушке, и оно взаимно, никакие другие не нужны.

Я с серьезным видом заложил левую руку за спину, правую прижал к сердцу и шутовски поклонился. Кубинские охранники захохотали и зааплодировали ещё сильнее, Ваня и Вова улыбнулись. Даже обычно суровый Эспиноса усмехнулся сквозь усы.

Пока все веселились, неторопливо поднялся Гонсалес. Приблизился ко мне, снимающему бинты, уважительно хлопнул по плечу и, улыбаясь, сказал пару фраз.

— Он говорит, теперь верит: ты победишь его на улице, — перевела Бьянка.

— А я знаю: он всегда вздует меня на ринге, — подхватил я. — Мы квиты: один-один.

Девушка перевела.

Тони сверкнул белыми зубами, ещё раз хлопнул меня по спине, развернулся и одним плавным движением перетек через канаты на другую сторону ринга. Через десять секунд его уже не было в зале.

— Ты закончил? — уточнила подошедшая Алла. — Или ещё полчасика с грушей поработаешь?

— Закончил, — улыбнулся я. — Сейчас ополоснусь, и поедем домой обедать.

— Хорошо, — кивнула оперативница. — Тогда Вова и Ваня тебя у входа раздевалки подождут, а мы с компаньеро здесь в зале посидим.

— Елки-палки, — досадливо поморщился я. — Охраняете как генерального секретаря. Скоро в туалет не смогу самостоятельно сходить. Крышку унитаза подниму, а оттуда с чекистским прищуром будут глядеть внимательные глаза майора Пронина. Страховать, чтобы никто с тыла не подобрался. Ал, тебе не кажется, что это перебор?

— Не кажется, — отрезала женщина. — У нас приказ — круглосуточная охрана товарища Кирсанова, как особо важной для государства персоны. Так что извини, претензии не принимаются.

— Не извиняю, — недовольно буркнул я. — Но понимаю: вы делаете свою работу. Поэтому без претензий. А вот с Сергеем Ивановичем, когда он прилетит из Москвы, поговорю. Попрошу его, чтобы хотя бы не так навязчиво охраняли. С одной стороны, вроде правильно, а с другой, как будто я чего-то боюсь. И внимание лишнее к себе привлекаю.

— Это в тебе юношеское бунтарство говорит, — заметила женщина. — Все правильно делаем. Пусть перестраховываемся, зато сможем вовремя среагировать в случае чего. А от случайностей, сам понимаешь, никто не застрахован…

Когда я, посвежевший после прохладного душа, в сопровождении Ивана и Володи появился в зале, бородачи с «калашниковыми» уже стояли у входа. Открыли загремевшую ржавую дверь ангара, в котором располагался боксерский зал, и вышли на улицу, взяв автоматы наизготовку. Мы, по инструкции, выждали четыре секунды, и двинулись следом.