Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев

Реалистичная мать-настоятельница поручила санитаркам переоборудовать столовую и комнаты отдыха в пункты первой медицинской помощи. Столовая медсестер, ставшая часовней, день и ночь освещалась свечами; подвал теперь был разделен на детские комнаты и крохотные кельи. Мать-настоятельница даже приказала заложить кирпичом и зацементировать здесь все окна и еще завалить их снаружи мешками с песком. Как обычно, она была ко всему готова. Только к одному она просто не знала, как подготовиться: она всецело разделяла тревогу их духовника и наставника, отца Бернарда Хаппиха: женщины могут быть изнасилованы оккупационными войсками. Отец Хаппих собирался поговорить об этом с сестрами 23 апреля. Сейчас, в свете сведений, полученных от друзей-журналистов, мать-настоятельница Кунегундес надеялась, что он успеет это сделать. Ей казалось, что русские могут войти в город в любой момент.

В ожидании новостей берлинцы маскировали свою тревогу черным юмором. В городе появилось новое приветствие. Совершенно незнакомые люди пожимали друг другу руки и подбадривали: «Bleib übrig» — «Желаю выжить». Многие берлинцы пародировали радиообращение Геббельса десятидневной давности. Настоятельно убеждая, что судьба Германии внезапно переменится, он произнес: «Фюрер знает точный час перемены. Судьба послала нам этого человека, чтобы мы в это время величайшего внешнего и внутреннего стресса стали свидетелями чуда». Теперь эти слова повторялись повсюду, обычно с насмешливой имитацией гипнотизирующего стиля министра пропаганды. В обиход вошла еще одна поговорка. «Нам вовсе не о чем беспокоиться, — торжественно уверяли люди друг друга. — Gröfaz спасет нас».

Gröfaz — давнее прозвище, которым берлинцы наградили Гитлера; аббревиатура от «Grösster feldherr aller Zeiten» — величайший генерал всех времен.

Даже под угрозой обстрела русской артиллерией подавляющее большинство берлинских промышленных концернов продолжало производить продукцию. Снаряды и патроны отправлялись на фронт прямо с заводов в Шпандау. Электрооборудование производилось на заводе Сименса в Сименсштадте; огромное количество шарикоподшипников и металлорежущих станков выпускали заводы в Мариенфельде, Вейсензе и Эркнере; орудийные стволы и лафеты создавались на заводе «Рейнметалл-Борзиг» в Тегеле; танки, грузовики и самоходные орудия с грохотом скатывались с конвейеров Алкетта в Рулебене; а танки, отремонтированные на заводе Круппа и Друкенмюллера в Темпельхофе, рабочие отправляли прямо в войска. Время поджимало настолько, что руководство даже предлагало иностранным рабочим — по желанию — переправлять танки на фронт. Французский рабочий Жак Делоне отказался наотрез. «Ты поступил очень мудро, — сказал ему водитель танка, вернувшийся на завод во второй половине дня. — Знаешь, куда мы пригнали те танки? Прямо на передовую».

Продолжали функционировать не только заводы, но и предприятия сферы обслуживания, и коммунальные предприятия. На главной метеостанции в Потсдаме метеорологи выполняли рутинные наблюдения: в полдень температура была 65 градусов по Фаренгейту, а к полуночи, как и ожидалось, упала до 40 градусов. Небо было чистым, лишь с редкими облаками, дул слабый юго-западный ветер, который к вечеру сменится на юго-восточный. Перемену погоды предсказывали на семнадцатое — низкая облачность, вероятны грозы.

Отчасти потому, что погода стояла прекрасная, улицы были полны народа. Домохозяйки не знали, что принесет будущее, и закупали все, что могли найти.

Каждая лавка могла похвастаться собственной длинной очередью. В Кепенике Роберт и Ханна Шульце три часа простояли за хлебом. Кто знает, когда доведется в следующий раз купить хлеб? Как тысячи берлинцев, чета Шульце пыталась найти способ позабыть о тревогах. В этот день, бросив вызов капризному общественному транспорту, они шесть раз пересаживались с автобусов на трамваи, чтобы добраться в Шарлоттенбург — в кинотеатр. Это было их третье за неделю подобное приключение.

В разных районах они смотрели фильм «Человек, похожий на Максимилиана»; «Ангел с лирой» и «Большой номер». «Большой номер» был фильмом о цирке, и Роберту он понравился больше всех остальных на этой неделе.