Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев

Сразу после военного совета у гаулейтера Рейману приказали явиться к Шпееру. В бывшем французском посольстве на Паризерплац, где теперь располагалось министерство вооружений и военного производства, бушевал обычно спокойный Шпеер. Указав на магистраль, пересекавшую всю карту города, Шпеер спросил Реймана, что он «задумал на оси восток — запад». Рейман с изумлением воззрился на рейхсминистра.

— Я строю взлетно-посадочную полосу между Бранденбургскими воротами и колонной

Победы, а в чем дело?

— В чем дело? — взорвался Шпеер. — В чем дело? Вы сносите фонарные столбы — вот в чем дело! А вы не смеете это делать!

До этого момента Рейман думал, что Шпеер полностью осведомлен о плане. В сражениях за Бреслау и Кенигсберг русские почти сразу же захватили аэропорты на окраинах, и, чтобы не допустить подобной ситуации в Берлине, решили построить взлетно-посадочную полосу почти в центре правительственного района вдоль оси восток — запад, проходящей через Тиргартен. «По этой причине, — вспоминал впоследствии Рейман, — по согласованию с люфтваффе, место для взлетно-посадочной полосы было выбрано между Бранденбургскими воротами и колонной Победы.

Требовалось снести бронзовые фонарные столбы и деревья на 30 метров с каждой стороны. Когда я упомянул об этом плане Гитлеру, он сказал, что против столбов не возражает, но деревья должны остаться. Я изо всех сил старался переубедить его, однако он и слушать не хотел о вырубке деревьев. Даже когда я объяснил, что, если не вырубить деревья, полосой смогут пользоваться только маленькие самолеты, Гитлер не изменил своего решения. Каковы были его мотивы, я не знаю, но вырубка нескольких деревьев вряд ли на той стадии могла принести большой ущерб красоте города». И вот теперь Шпеер возражал против сноса фонарных столбов.

Рейман объяснил Шпееру ситуацию, в заключение отметил, что имеет разрешение фюрера на снос столбов, но это не произвело на рейхсминистра никакого впечатления.

— Нельзя сносить фонарные столбы, — настаивал он. — Я возражаю. Вы, кажется, не сознаете, что я отвечаю за восстановление Берлина.

Тщетно Рейман пытался переубедить Шпеера, тщетно доказывал необходимость взлетно-посадочной полосы именно в этом районе. Рейхсминистр его не слушал. Как вспоминал Рейман, «разговор закончился тем, что Шпеер выразил намерение обсудить этот вопрос с фюрером. А тем временем фонарные столбы остались на месте, и работа над взлетно-посадочной полосой приостановилась… хотя русские упорно приближались к нам». Перед самым концом встречи Шпеер заговорил о берлинских мостах. И снова он заспорил с Рейманом, как накануне с Хейнрици в штабе. Шпеер доказывал, что нельзя разрушать мосты, потому что через многие из них проходят водяные, газовые трубы и электромагистрали, и «разрушение этих жизненно важных коммуникаций парализует крупные районы города и еще больше затруднит задачу восстановления».

Шпеер настаивал на том, чтобы все это спасти, однако в упрямстве Рейман ему не уступал. Если не будут получены контрприказы Гитлера, он выполнит инструкции и взорвет оставшиеся мосты. Ему это нравилось не более, чем Шпееру, но он не собирался спасать мосты, рискуя собственной жизнью и карьерой. После беседы со Шпеером Рейман заскочил в один из оборонных секторов на окраине Берлина. Каждая из подобных инспекций лишь усиливала его убежденность в том, что укрепления Берлина — иллюзия. В годы триумфа надменные нацисты и представить себе не могли, что наступит день, когда придется оборонять столицу. Они строили фортификации повсюду: «линию Густава» в Италии, «Атлантический вал» вдоль европейского побережья, «линию Зигфрида» на западных границах Германии, но ни одной траншеи вокруг Берлина. Даже когда бесчисленные войска русских прокатились по Восточной Европе и вторглись в фатерланд, ни Гитлер, ни его военные советники не подумали укрепить город.