Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев

«Эти простые слова необыкновенно подняли моральный дух людей, — вспоминал сержант авиации Калтон Янгер. — Получениепосылок было чудом, и мы быстро произвели Динза в святые».

Динз мотался между колоннами на своем дряхлом велосипеде с залатанной шиной, следил, чтобы каждый получил свою долю, и предупреждал изголодавшихся людей, давно перебивавшихся сырыми овощами, не есть слишком много и «побольше сэкономить, поскольку неизвестно, что придумали для нас фрицы». Тем не менее, большинство, как заметил Динз, «ели, словно в последний раз». Сержант авиации Джефри Уилсон слопал все, что было в посылке: солонину, печенье, шоколад. Он ел, «как сумасшедший, и курил, как сумасшедший (в посылке было 120 сигарет), потому что намеревался умереть сытым, а не голодным».

Британские летчики обнаружили их, как раз когда они ели, сидя на земле. Их было девять. Девять истребителей ВВС Великобритании типа «Тайфун». Самолеты очертили круг над их головами, а потом, словно все это происходило в кошмарном сне, как вспоминал Уилсон, сделали полубочку и вошли в пике. Кто-то сказал: «Боже мой! Они заходят на нас!» Люди бросились врассыпную. Кто-то попытался вытащить цветные опознавательные полоски ткани, приготовленные как раз на такой крайний случай. Некоторые прыгали в канавы, укрывались за стенами, бежали к сараям или к городку. Однако многие не успели ничего. Один за другим «Тайфуны» проносились над землей, выпуская ракеты и осколочные бомбы. Люди кричали: «Мы ваши друзья! Мы ваши друзья!» Восемь летчиков отбомбились; девятый, видимо осознав ошибку, взмыл в небо. Через несколько минут все было кончено. Шестьдесят военнопленных погибли, десятки были ранены, и кто-то из них умрет от ран в немецких госпиталях.

Динз обошел дороги, увидел эту бойню, и его охватило отчаяние. Он немедленно приказал опознать погибших. Некоторые тела были изуродованы до неузнаваемости — «обрывки плоти, которые пришлось лопатами сгребать в могилы», вспоминал Динз. Когда мертвые были погребены, а раненых отправили в немецкие госпитали, сдержанный и решительный Динз отправился на велосипеде во временный штаб полковника Остмана. На этот раз ему было не до вежливости. — Остман, — сказал он, — я хочу, чтобы вы выписали мне пропуск, с которым я смог бы пересечь британские позиции. Подобное не должно повториться.

Остман в изумлении взглянул на Динза:

— Мистер Динз, я не могу это сделать.

Динз в упор посмотрел на немца и предупредил:

— Мы не знаем, кто захватит нас, британцы или русские. Нам плевать, кто нас освободит. Но кому хотели бы сдаться вы? Мне почему-то кажется, что с русскими у вас нет шансов на спокойное будущее… — Динз сделал паузу, чтобы до Остмана дошел смысл сказанного, и тихо повторил: — Полковник, выпишите пропуск.

Остман сел за стол и на бланке вермахта написал записку, с которой Динз мог пройти по вражеской территории.

— Не знаю, как вы перейдете линию фронта, но с этим вы, по крайней мере, до нее доберетесь.

— Я хотел бы взять с собой охранника Чарли Гумбаха. — Остман подумал, согласился и выписал пропуск для Гумбаха. — И мне не помешал бы велосипед, который не разваливается на ходу.

Подняв на Дикси глаза, Остман уверил, что и это он уладит. Покидая кабинет, Динз сказал на прощание:

— Я вернусь с Чарли, чтобы вывести своих людей, это я вам обещаю. — И, четко отсалютовав, Динз добавил: — Благодарю вас, полковник.

Остман тоже отдал честь:

— Благодарю вас, мистер Динз.

В ту ночь в сопровождении немецкого капрала Чарли Гумбаха неукротимый Дикси Динз отправился в долгий путь к британским позициям.

* * *

С наступлением ночи Конев, беспокойно следивший по карте за продвижением к Берлину танков Жукова, подгонял своих командиров.

— Не волнуйтесь о ваших флангах, Павел Семенович, — сказал он генералу Рыбалко, командующему 3-й гвардейской танковой армией. — Не бойтесь оторваться от пехоты. Идите вперед.

Много лет спустя Конев заметил, что в тот момент прекрасно понимал, о чем думали командиры его танковых частей: «Вот вы бросаете нас в эту мясорубку без подкрепления на флангах. А не отсекут ли немцы наши коммуникации, не ударят ли с тыла?» Конев похлопал себя по маршальским погонам и заявил командирам: «Я буду с вами. Вам не о чем беспокоиться. Мой наблюдательный пункт будет перемещаться в центре ваших колонн». Рыбалко и генерал Лелюшенко, командир 4-й гвардейской танковой армии, прекрасно выполнили приказ. В броске, напоминающем наступление 2-й и 5-й американских бронетанковых дивизий к Эльбе, советские танкисты стремительно внедрились в ряды врага, хотя, как отметил Рыбалко: «Немецкие дивизии, которые мы не уничтожили, оставались позади нас». Через двадцать четыре часа, постоянно ведя сражения, танки Рыбалко продвинулись на 38 миль, танки Лелюшенко — на 28. Торжествующий Рыбалко позвонил Коневу: «Товарищ маршал, мы ведем бой на окраинах Цоссена». Части 1-го Украинского фронта теперь были всего лишь в 25 милях от Берлина.

* * *