Реакция британцев на телеграмму Эйзенхауэра за последние сутки обострялась с каждым часом. Сначала британцы пришли в замешательство, затем испытали потрясение и, наконец, разгневались. Как и Объединенный комитет начальников штабов в Вашингтоне, Лондон узнал о депеше из вторых рук — из копий, переданных «для информации». Даже британский заместитель Верховного главнокомандующего маршал королевских ВВС сэр Артур Теддер не знал об этой телеграмме заранее; в Лондон он ничего не передавал. Черчилль был вне себя от негодования. Вспоминая телеграмму Монтгомери от 27 марта, где тот объявлял о своем наступлении к Эльбе, а оттуда, как он надеялся, «по автобану на Берлин», встревоженный премьер-министр послал записку своему начальнику штаба генералу сэру Хастингсу Исмею. Он писал, что послание Эйзенхауэра Сталину, «кажется, отличается от того, что Монтгомери говорил про Эльбу. Пожалуйста, объясните». В тот момент Исмей ничего не мог объяснить.
Монтгомери удалось преподнести своим начальникам еще один сюрприз. Мощная 9-я американская армия, доложил он фельдмаршалу Бруку, переходит из-под его командования в 12-ю группу армий генерала Брэдли, которой предстоит нанести центральный удар по Лейпцигу и Дрездену. «Я думаю, что мы скоро совершим ужасную ошибку», — подвел итог Монтгомери.
И снова британцы распалились. Во-первых, подобная информация должна была прийти от Эйзенхауэра, а не от Монтгомери. Хуже того, Лондону казалось, что Верховный главнокомандующий слишком много на себя берет. С британской точки зрения, он не только вышел далеко за пределы своих полномочий — напрямую к Сталину, но также без предупреждения изменил давнишние планы. Вместо наступления через северные равнины Германии вместе с 21-й группой армий Монтгомери, которая для этого и была создана, Эйзенхауэр вдруг наметил Брэдли для завершающего штурма рейха.
Брук с горечью сформулировал отношение британцев: «Начнем с того, что Эйзенхауэр не имеет права напрямую обращаться к Сталину, он должен был связаться с ним через Объединенный комитет начальников штабов; во-вторых, он послал неразборчивую телеграмму; и, наконец, в ней подразумевался отход от всего, что было согласовано». Днем 29 марта разгневанный Брук, не проконсультировавшись с Черчиллем, послал резкий протест в Вашингтон. Вокруг «SCAF 252» медленно разгорался ожесточенный спор.
Примерно в то же самое время в Москве генерал Дин, сделав первые шаги для организации встречи со Сталиным, послал срочную телеграмму Эйзенхауэру. Дин желал получить «дополнительную информацию на тот случай, если Сталин захочет обсудить ваши планы более детально». После месяцев томительных переговоров с русскими Дин прекрасно знал, что будет спрашивать генералиссимус, и изложил это Эйзенхауэру: «1) Нынешний состав армий; 2) Более детальную схему маневра; 3) Какую армию или армии вы намечаете для главного и вспомогательного наступлений… 4) Сжатая оценка текущего расположения вражеских войск и их намерений». Штаб Верховного главнокомандования быстро выполнил просьбу. Дин получил сведения о составе англо-американских армий и их боевом порядке с севеpa до юга. Эта информация была столь подробной, что даже включала переход американской 9-й армии от Монтгомери под командование Брэдли.
Пятьдесят одну минуту спустя штаб Верховного главнокомандования союзными экспедиционными силами получил весточку от Монтгомери. Не приходится удивляться тому, что Монти был взволнован. С потерей армии Симпсона мощь его наступления была ослаблена и его шанс на триумфальный захват Берлина казался упущенным.
Однако он все еще надеялся убедить Эйзенхауэра отсрочить передачу армии.
Послание Монтгомери было на удивление тактичным: «Я принял к сведению ваше намерение изменить структуру командования. Если вы видите такую необходимость, прошу вас не делать этого, пока мы не достигнем Эльбы, поскольку подобная акция не поможет массированному наступлению, которое начинает развиваться».