Горячими ладонями Кай смял его ягодицы, продолжая владеть его губами и дыханием. Кёнсу не пытался сдержать приглушенный стон, вообще не пытался ничего сделать — слишком много нового, много такого, чего он сам о себе не знал, чего никогда не видел. Это ничем не походило на все его домыслы и представления. И если он предполагал прежде, что Кай захочет его так же, как хотели в Белых Шахтах наложников, то сейчас он и вовсе не мог думать, гадать и рассуждать, в чем же он ошибся.
Кай смял его ягодицы до легкой боли, рывком притянул уже вплотную, ожег поцелуем тонкую кожу за ухом. Кёнсу беззвучно охнул, ощутив собственное возбуждение в полной мере и осознав, как туго натянулись кожаные брюки Кая. Кай бесцеремонно поймал его за руку и прижал ладонь к паху с непреклонной настойчивостью. Дрожащими пальцами Кёнсу возился со шнуровкой и жмурился от жгучих поцелуев, которыми Кай сладко мучил его шею. Пальцы у Кёнсу задрожали и того сильнее, едва он ненароком коснулся влажной головки, выпустив грубые шнурки. Глянув вниз, он закусил губу в растерянности, но тут же подавился вдохом, потому что Кай все с той же уверенностью заставил его обхватить напряженный член ладонью.
У Кёнсу пальцы дрожали по-прежнему и едва смыкались в кольцо вокруг толстого ствола. В ладони было горячо и влажно. Кёнсу неуверенно провел ладонью от головки к основанию, обратно, еще и еще — до еле слышного “Крепче”. Он послушно сжал член в ладони сильнее и прикрыл глаза, чутко улавливая горячие выдохи, согревавшие ему шею. Кай прижался к шее губами, накрыл собственной ладонью ладонь Кёнсу и заставил двигать рукой чаще и резче. Замедлиться позволил не сразу, как и огладить кончиком пальца головку, чтобы растереть по коже проступившую смазку.
Кёнсу с робостью провел пальцами по напряженным до твердости мышцам у Кая на животе, подушечкой обвел аккуратную и безупречную ямочку пупка и вновь обхватил член ладонью. Потом осознал, что ему нравятся нетерпеливые поцелуи, какими помечал его кожу Кай, пока он крепко сжимал толстый ствол пальцами и дразнил быстрыми движениями, улавливая слабую пульсацию в ладони.
Было душно, но одуряюще хорошо. Еще лучше стало, когда Кай обхватил ладонью оба члена, прижал член Кёнсу к своему и с неизменной уверенностью принялся сводить с ума. Кёнсу хватался руками то за плечи Кая, то за жилетку, пытался обрести равновесие, задыхался, но все равно безнадежно терялся в каждом движении, вызывавшем уйму новых впечатлений. Внутри него восходило солнце как будто, согревало, опаляло, сжигало, превращая в пепел, пока наконец все к черту не взорвалось.
Возвращался в реальность Кёнсу неохотно. Обнаружил себя по-прежнему у Кая на коленях. Цеплялся за широкие плечи непослушными пальцами, дышал хрипло и со всхлипами, сжимал ногами бедра Кая и ощущал, как по коже медленно ползут густые теплые капли. Живот и пах у Кёнсу были залиты спермой, а Кай тяжелым дыханием согревал ему ухо и сжимал ладонями ягодицы.
— Не уверен, что этой ночью смогу держаться от тебя подальше, — пробормотал после Кай, немного совладав с дыханием. — Думал, станет легче. Но хочется еще сильнее, чем раньше.
Кёнсу шумно выдохнул от неожиданности — Кай сжал так его ягодицы, что там обещали расцвести синяки. Только больно все равно не было. Было мучительно сладко.
Солнце слегка сдвинулось к западу, когда Кёнсу стыдливо смывал с себя пот и сперму. А Кай без стеснения сбросил одежду, сладко потянулся, подставляя под солнечные лучи худое жилистое тело, облитое гладкой смуглой кожей. Бледные линии шрамов отчетливо проступали на спине и боках, на ногах шрамы терялись в густой темной шерстке. Кёнсу украдкой разглядывал Кая и постоянно сбивался на мысли о всяких пушистых вещах, которые приятно гладить.
Потом Кёнсу торчал на берегу, обсыхал и одевался, и наблюдал за плескавшимся в воде Каем. Кай, похоже, намеревался превратиться в амфибию и остаться в воде жить насовсем. Было бы неплохо еще побрить Кая, чтобы хоть запомнить его лицо, постоянно наполовину спрятанное под густой бородой. Не то чтобы это имело первостепенное значение, но Кёнсу в самом деле стало интересно, как Кай выглядит, какой он, улыбчивые ли у него губы.
В ведерке у валуна плеснула хвостом рыбина, и Кёнсу вспомнил о еде. Еще и в животе заурчало требовательно. Кёнсу успел развести огонь и подвесить котелок с водой над пламенем к тому мигу, когда Кай соизволил-таки выбраться на берег. С Кая ручейками стекала вода. Он молча сидел на нагретом камне, наблюдал за суетой Кёнсу, лениво прищурив глаза, и вновь разжигал одним взглядом пламя внутри. Кёнсу чуть палец себе не отрезал, заблудившись в ярких воспоминаниях.