— Бей!.. — заревел он, врезаясь в толпу, как бык, наклонив голову и расшвыривая своими огромными кулаками ребят. — Бей на мою голову!..
Справа от него двигался Фока, от тренированных боксерских кулаков которого младшие отлетали как мячики; за ними шли и лупили всех попадавшихся под руки остальные старшие. Узкий, темный коридор дал им неожиданное преимущество, и младшие побежали.
Остаток наиболее яростно оборонявшихся загнали в первое отделение и начали избивать. Воющие младшие перелетали от одного карателя на кулаки другого. Фока наводил лоск, а Купец, поймав в углу Верховку, ударившего Финкельштейна ножом, уселся на нем и медленно, не слушая криков, гвоздил его по шее кулаками.
В Шкиде наступило видимое успокоение. После обеда все ребята выбрались на двор и, не обращая друг на друга внимания, принялись каждый по-своему развлекаться.
Тут же, на дворе, резвился сынишка Викниксора, Костя, или Кронпринц в словесном обиходе шкидцев. Этот кронпринц считал всех ребят своими рабами: дарил им пощечины, лягался, когда они проходили мимо, запускал камнями и землей, — словом, развлекался неудержимо.
Сейчас, наскучив возиться с песочком и лопаточками, он глядел на развалившегося с видом победителя на бревнах Купца, который подставил солнцу свое толстое лоснящееся лицо. Это лоснящееся лицо и привлекло внимание Кронпринца; он подошел ближе, наморщил свой лобик и, не говоря ни слова, с чисто-монаршей небрежностью отвесил крепкую оплеуху.
В следующий момент голова Кронпринца уже была зажата между коленями Купца, а сам шкидец неторопливо снимал ремень.
— Пусти! — утробно завизжал Кронпринц. — Я папе скажу, он тебя в изолятор посадит!.. Пусти-и…
— Ах, сволочь! — искренне изумился Купец. — Такой плашкет и такая стерва? Вот тебе!.. Вот тебе!.. За оплеуху, за накатку! — добродушно приговаривал он, стегая воющего Кронпринца. — Для твоей же пользы пойдет, гаденыш… Ну, а теперь иди, накатывай…
Кронпринц, держась за ягодицы, плача побежал разыскивать отца.
— Попадет тебе, Купа! — встревоженно заговорил Голый Барин, на своей шкуре испытавший крутой нрав и скорую расправу Викниксора. — Выгонит ведь, смотри…
— А что ж? — лениво ответил, снова разваливаясь на бревнах, Купец. — Мне, по правде сказать, братишки, здесь порядочно, надоело, ей-богу!..
За ужином старшие лишились сразу четырех своих товарищей.
Во-первых, Купцу было велено немедленно убираться из Шкиды, а когда друзья выгоняемого Воробей и Кальмот подняли протестующий крик, взбешенный Викниксор выгнал и их. Во-вторых, он сказал Фоке:
— Вот что… твои родители просили отпустить тебя на лето из школы домой… Я не возражаю… Можешь сегодня и уезжать.
Обрадованный Фока, довольный предстоящей свободой, не докончив ужина, ушел сдавать казенное белье….
Провожали сразу всю четверку. Все четверо были настроены весело и бодро. Фока радовался отпуску, остальные… свободе…
— Ничего, ребята… — бодро говорил Купец. — Работку подыщем — работать будем… Я работать люблю, не бойсь. А спать теперь и на улице можно. Тепло…
Вечером Голый Барин принес из уборной новость, что младшие сговариваются напасть ночью и отомстить за поражение. Старшие стали подсчитывать свои силы: в четвертом классе осталось шесть человек, в третьем двенадцать — все народ жидкий и не крепкий, к дракам не приспособленный. Ушли Купец и Фока — первые силачи — и Воробей — великий драчун.
Старшим стало жутко; велели Сашке сходить наверх и пошпионить.
Через минуту шкидец вернулся расстроенный.
— Сговариваются о чем-то! — сообщил он. — Все во втором классе собрались.
— Ну, а дальше что?…
— Больше ничего не узнал. Кто-то к двери пошел, и я смылся…
— Может, нам у них шпиона завести? — предложил Червонец-Шамало, тощий и длинный дылда с пухлыми, толстыми губами. — Химик тут часто ходит, он не дерется из-за без руки, — может, согласится?
— Вряд ли, — промямлил Сашка: — они там сами предлагают Химику у нас пошпионить.
— Восемнадцать на шестьдесят семь, — рассуждал Иошка: — четверо на одного. Нет, ерунда — в открытую у нас ничего не выйдет. Надо всем толпой ходить, из класса не вылезать. В спальне они нас наверное не тронут, они сами в трех спальнях, пока соберутся, мы уже с класс выберемся…
Утром в умывальнике младшие встретили старших мокрыми, свернутыми в жгуты полотенцами, которые, как цепы, забарабанили по головам… Старшие побежали…
В столовой по какому-то поводу Викниксор заговорил о картах и воровстве. Второклассник Васильев, а за ним Розен и Верховка стали рассказывать, что они знают про проделки старших. На возмущенный Иошкин крик: "лягавый" — Верховка, оскалясь и нехорошо заблестев глазами, ответил:
— А буду говорить! Охота — и никто не запретит.
Тогда заговорили все, и старшие и младшие, и Викниксор за полчаса узнал столько, сколько не узнал бы за год, но младших было больше, говорили они больше и в конце-концов заведующий сказал:
— Мне теперь все ясно! Александр Николаевич, старших — без отпуска… Мы потом все разберем…