Последняя гимназия

– А кто говорит, что Юнком – совершенство. Нам нужна совсем другая организация… Такая организация, которая существует в английской школе. Там, например, есть объединения лучших учеников -

таутеров. Тутеры помогают воспитателям в их работе, занимаются с отстающими, выясняют и пресекают проступки своих младших товарищей. У них есть свои выборные органы, спорткоманды, и всю работу они проводят в тесной связи со своими учителями.

– Знаете, Виктор Николаевич, – желчно произнес Иошка, по-нашему между комсомолом и вашими таутерами очень большая разница.

– Только та, что тутеры для нас нужнее.

– И потом, – вмешался Сашка, – тутеры у нас не пройдут. Это же накатчики. Их бить будут.

Викниксор замолчал. Секунду он что-то обдумывал и наконец осторожно сказал:

– Конечно. Их бы били… Но после Юнкома… мне казалось… я думал… этого уже не будет…

– Значит, что же… Значит, вы хотели, чтобы Юнком подготовил почву для тутеров?

– Нет… Я думаю… я предполагал… я был уверен, что вы постепенно придете к сознанию необходимости подобной организации. Я… стремился к этому…

Вдруг Викниксор спохватился:

– Это, конечно, между нами.

– Мы понимаем, – мрачно ответил Иошка.

– А если всё-таки нам лучше комсомол?

– Ваше дело. Вам обещали – идите, хлопочите.

2

– Ну что ты теперь на это скажешь, Иошка, а? Что ты теперь скажешь?

– Что скажу, – Иошка остановился, шумно втянул в себя воздух и огорченно взглянул на Сашку: – Ничего, брат, не скажу.

– Нет, но ты пойми, что это значит: это же обман, уловка, гибель! – Сашка суетился около Иошки, забегал вперед и заглядывал ему в лицо: – Это же политика…

– И никакой тут нет политики. Просто у Викниксора в грудях бушуют чувства, – он и проговорился

ГЛАВА ШЁСТАЯ

1

Вечерние уроки кончились, Шкида пьет чай.

В полутемной, мрачноватой столовой, со всех концов сплошь заставленной столами, по вечернему невесело – шумно и тоскливо. Только у окон, где сидит четвертое отделение, оживленно разговаривают Фока, Дзе и Иошка. Беседой, впрочем, назвать этот разговор будет трудно: ребята попросту подтрунивают над халдеем, пока тот, не выдержав, смывается.

– Ох, и скучно же сегодня, ребята, – зевая говорит Фока и отирает платком рот.

– Что бы придумать такое? – он неопределенно щелкает пальцами и вдруг оживляется: – Хотите анекдот, мальчики?

– Даешь, – радуются "мальчики".

– Ладно… Получила старушка одна от сына письмо… – начинает нарочито-небрежным тоном Фока, – из-за границы…

Ребята хохочут. Сашка недовольно чмокает и качает головой.

– А вот ещё, как три еврея с Раковским во Францию ездили, – снова начинает Фока…

Сашка опять недовольно чмокает. – А! – кричит Иошка, – наш уважаемый Саша недоволен! Наш достопочтенный секретарь коллектива изволит хмуриться. Отчего это, Сашенька?

– Ты сам знаешь отчего, – огрызается Сашка. – Ты, председатель коллектива, и Дзе, член президиума, как последние обыватели все дни теперь трещите с Фокой и слушаете анекдоты. Противно.

– Подумаешь…- обижается Иошка. – Может, и мне прикажешь сидеть сложа губки бантиком, писать инструкции и говорить умные речи?

– Ты сам знаешь, что тебе делать… Ты – председатель Юнкома.

– Ну и молчи.

Иошка отворачивается хмурый. Фока смотрит на них со скрытой усмешкой.

– Что, Саша, – спрашивает он, – получил от начальства нагоняй?

Сашка, не отвечая, опускает глаза и зубами вгрызается в кружку.

Сашка помнит, как на другой день он, полный самых лучших чувств, подошел к новичку поговорить с ним о Юнкоме и как тот отшил его с самой разлюбезнейшей улыбкой. – И вообще, – добавил он под конец, – с комсомольскими и прочими организациями я никогда не имел дела и иметь не хочу.

И Иошка совсем изменился с тех пор, как подружился с Фокой, стал какой-то развязный, нахальный, расхлябанный; ходит с забубённым видом… и пахнет от него водкой. Над Сашкой, над его юнкомовской работой подшучивает… Теперь даже Дзе пристал к нему, юнкомовскую работу совсем забросили. На последнем заседании президиума Джапаридзе только зевал, а Иошка рассматривал оранжевый галстук, подаренный ему Фокой, предоставив Сашке решать дела. Сашка от работы не отказывается, – Юнком работает ровно и без перебоев, – но поведение двух "вождей" начинает внушать опасение. Надо как-нибудь поговорить с ними, предостеречь, а то – Сашка улыбается – хотел он на Фоку воздействовать, а тот, оказывается, уже Дзе с Иошкой к себе прибрал.

За столом хохотали во все горло, слушая очередной рассказ Фоки, как евреи на аэроплане летали. Купец под общий смех сгребает в охапку Финкельштейна и спрашивает:

– Хочешь, Кося, еврейский погром устрою. – Кося слабо отбивается, но в это время в столовую входит новая жертва, второй поддежурный халдей Селезнев…

– a! – кричит Иошка. – Наш дорогой, наш уважаемый товарищ Селезнев. Ура товарищу Селезневу… Гип, гип!

– Ур-ря! – раскатились четвероклассники.

– Ур-ря! Ур-ря! – зарявкала, очнувшись, вся столовая. – Ур-ря, Селезнев!…

Крик вышел таким сильным и страшным, что,