Последняя глава (Книга 1)

Час прошел быстро и принес ей облегчение. Камерон оказался хорошим рассказчиком. Он поведал ей почти всю свою жизнь, начиная с детства в Австралии и ухода в шестнадцать лет добровольцем на войну в Южную Африку, вплоть до последних своих мытарств. Не было такой заразы, которая бы к нему не пристала; он ходил за лошадьми, имел дело с китайцами, неграми, бразильцами; ломал себе шею и ноги, был отравлен ядовитыми газами, контужен; но теперь - это он особенно подчеркнул - здоровье его не оставляло желать ничего лучшего, если не считать "пустячной сердечной слабости". Лицо его как-то светилось изнутри, а в словах не было и намека на то, что он сознает свою незаурядность. Сейчас он был для Динни наилучшим лекарством, и она старалась подольше его не отпускать. Когда он наконец ушел, она снова окунулась в уличную сутолоку, но теперь все окружающее воспринималось как-то иначе. Была половина четвертого, оставалось скоротать два с половиной часа. Она направилась в Риджентс-парк. Деревья стояли уже почти голые, и в воздухе носился запах костров, на которых жгли сухие листья; она проходила через их сизые дымки, раздумывая о Камероне и борясь со своей тоской. Какую он прожил жизнь! И какую сохранил жизнерадостность! Она посидела возле Длинного пруда, освещенного тусклыми лучами заходящего солнца, вышла на улицу Мэрилбоун и подумала, что, прежде чем идти в министерство иностранных дел, надо навести красоту. По дороге ей попался универмаг Хэрриджа. Часы показывали половину пятого. У прилавков теснились покупатели. Динни потолкалась среди них, купила пуховку, выпила чаю, привела себя в порядок и снова вышла на улицу. Оставалось еще добрых полчаса, и она опять принялась бродить, хотя уже порядком устала. Ровно без четверти шесть она подала свою карточку швейцару министерства иностранных дел, и ее провели в приемную. Там не было зеркала, и, вынув пудреницу, Динни попыталась разглядеть себя в крошечном, покрытом пудрой зеркальце. Она показалась себе некрасивой и пожалела об этом; впрочем, ей ведь не придется разговаривать с Уолтером, - она посидит где-нибудь в уголке и подождет. Вечно она чего-то ждет!

- Мисс Черрел!

На пороге стоял Бобби Феррар. Вид у него был самый будничный. Ну, конечно, - ему все равно. Да и чего ему волноваться?

Он похлопал себя по верхнему карману пиджака.

- Предисловие у меня. Идемте?

И он тут же заговорил об убийстве в Чингфорде. Она следит за процессом? Нет, не следит. Дело совершенно ясное, абсолютно ясное! И вдруг он добавил:

- Боливиец не захотел взять на себя ответственность, мисс Черрел.

- Ах!

- Ничего, обойдется.

Он улыбнулся.

"А зубы-то у него настоящие, - подумала Динни, - вот и золотые пломбы видны".

Они подошли к министерству внутренних дел и переступили его порог. Служитель повел их вверх по широкой лестнице, в конец коридора, в большую, пустую комнату, где горел огонь в камине. Бобби Феррар пододвинул ей к столу кресло.

- "График" или лучше это? - И он вынул из бокового кармана маленький томик.

- Пожалуйста, и то и другое, - ответила она слабым голосом.

Он положил перед ней и то и другое. "Другое" оказалось тоненькой книжечкой в красном переплете - стихи о войне.

- Только что вышла, - сказал Бобби Феррар, - я купил ее после обеда.

- Да, - рассеянно ответила Динни и села. Открылась одна из дверей, и в нее просунулась голова.

- Мистер Феррар, министр внутренних дел примет вас.

Бобби Феррар взглянул на нее, шепнул сквозь зубы: "Не падайте духом!" и спокойно удалился.

Никогда еще в жизни не чувствовала она себя такой одинокой, не радовалась так одиночеству и не боялась так мгновения, когда его нарушат. Раскрыв маленький томик, она прочла:

Над очагом листок висел

И разъяснял толково всем

Героям-инвалидам, как,

И где и по какой цене

Потерянные на войне

Колено, голень и плечо

И что недостает еще

Им будут выданы.

Потом

В листке провозглашалось том,

Что офицерские чины

Хоть две руки, хоть две ноги

Бесплатно получить должны

За счет казны.