Читаем Последняя глава (Книга 3) полностью

- Считаете ли вы, что он действительно желал вашего возвращения, когда просил вас об этом?

- В ту минуту - да.

- Виделись вы с ним еще до его отъезда?

- Да, одну-две минуты, но не наедине.

- В чьем присутствии?

- Моего отца.

- И он опять просил вас вернуться?

- Да.

- И вы отказались?

- Да.

- После этого ваш муж, перед отъездом из Лондона, прислал вам записку и снова предложил уехать с ним?

- Да.

- И вы не согласились?

- Нет.

- А теперь разрешите напомнить вам число, гм... третье января (Динни облегченно вздохнула), то есть день, проведенный вами от пяти часов пополудни и почти до полуночи с соответчиком. Вы не отрицаете этого?

- Нет, не отрицаю.

- И никаких любовных эпизодов?

- Только один. Он не видел меня около трех недель, и когда он пришел в пять часов пить чай, то поцеловал меня в щеку.

- Ах, опять в щеку? Только в щеку?

- Да, к сожалению.

- Вероятно, об этом сожалел и он.

- Допускаю.

- И после такой разлуки вы провели первые полчаса за чаепитием?

- Да.

- Ваша квартира находится, кажется, в бывшей конюшне, одна комната внизу, затем лестница и комната наверху, где вы спите?

- Да.

- И ванная? Вы же, наверно, не только пили чай, но и беседовали?

- Да.

- Где?

- В нижней комнате.

- И затем вы, беседуя, пошли вместе в Темпл, потом в кино и обедать в ресторан, где продолжали беседовать, потом взяли такси и, беседуя, поехали к вам на квартиру?

- Совершенно правильно.

- А потом, проведя с ним около шести часов, вы решили, что вам еще многое нужно сказать друг другу, так что понадобилось пригласить его к себе, и он пошел?

- Да.

- Ведь это было уже в двенадцатом часу?

- Я думаю, в начале двенадцатого.

- И сколько же времени он на этот раз у вас пробыл?

- Около получаса.

- Никаких эпизодов?

- Никаких.

- Рюмка вина, одна-две сигареты, еще немного поболтали, и все?

- Вот именно.

- О чем же вы столько часов беседовали с этим молодым человеком, пользовавшимся привилегией целовать вас в щеку?

- Ну о чем люди обычно разговаривают?

- Вот я вас и спрашиваю.

- Говорили обо всем и ни о чем.

- Поточнее, пожалуйста.

- О лошадях, фильмах, театре, о моих родных, о его родных... право, уж не помню.

- И старательно избегали любовных тем?

- Да.

- Строго платонические отношения с начала и до конца?

- Да.

- И вы хотите, леди Корвен, уверить нас в том, что этот молодой человек, который, по вашему же признанию, в вас влюблен и не видел вас перед тем почти три недели, ни разу не поддался своим чувствам?

- Кажется, он раз или два сказал мне, что любит меня. Но все время был неуклонно верен своему обещанию.

- Какому обещанию?

- Не добиваться моей любви. Любить человека - не преступление, это только несчастье.

- Вы говорите очень прочувствованно... по собственному опыту?

Клер не ответила.

- И вы серьезно утверждаете, что вы в этого молодого человека не были влюблены и не влюблены теперь?

- Я его очень люблю, но не в вашем смысле.

В Динни вдруг вспыхнуло горячее сочувствие к юноше, который должен был все это выслушивать. Ее щеки вспыхнули, голубые глаза остановились на лице судьи. Судья только что кончил записывать ответ Клер и вдруг зевнул. Это был зевок старика, и такой долгий, что, казалось, он никогда не кончится. Ее настроение вдруг изменилось, в ней проснулась жалость: судья ведь тоже вынужден изо дня в день выслушивать бесконечные попытки людей очернить друг друга и должен сводить эти попытки на нет.

- Вы слышали показание сыщика относительно того, что после вашего возвращения с соответчиком из ресторана в верхней комнате вашей квартиры горел свет? Что вы на это скажете?

- Да, горел. Мы там сидели,

- Почему там, а не внизу?

- Там гораздо теплее и уютнее.

- Это ваша спальня?

- Нет, гостиная. У меня нет спальни. Я сплю на кушетке.

- Понятно. И тут вы пробыли с соответчиком от начала двенадцатого почти до двенадцати?

- Да.

- И вы считаете, что в этом нет ничего дурного?

- Ничего. Но думаю, что это было крайне неосмотрительно.

- Вы хотите сказать, что не поступили бы так, зная, что за вами следят?

- Конечно.

- Почему вы сняли именно эту квартиру?

- Из-за дешевизны.

- Не правда ли, как это неудобно - не иметь ни спальни, ни помещения для прислуги, ни швейцара?

- Это роскошь, за которую надо платить.

- Значит, вы не потому сняли эту квартиру, что у вас там не могло быть свидетелей?

- Нет, у меня едва хватает средств на жизнь, а квартира эта очень дешевая.

- И когда вы ее снимали, мысль о соответчике не приходила вам в голову?

- Нет, не приходила.

- Даже отдаленно?

- Милорд, я уже ответила.

- Я полагаю, она уже ответила, мистер Броу.

- После этого вы виделись с соответчиком постоянно?

- Нет, изредка. Он жил за городом.

- Понятно... и приезжал навещать вас?

- Когда он приезжал в город - раза два в неделю, - мы всегда виделись.

- А когда вы бывали вместе, что вы делали?

- Ходили на выставки, в кино, один раз были в театре, обычно вместе ужинали.

- Вы знали, что за вами следят?

- Нет.

- Он бывал у вас на квартире?

- Не был до третьего февраля.

- Да, это тот день, о котором я главным образом и собираюсь вас спрашивать.

- Я так и думала.

- Так и думали? Этот день и эта ночь навсегда остались у вас в памяти?

- Я очень хорошо их помню.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее