Последняя гостья

Мы целыми днями просиживали в патио «Харбор-Клуба» с видом на пристань и центральные улицы, заказывали лимонад и смотрели, как люди бродят по магазинам, расположенным ниже по склону. Сэди всегда подсыпала в свой лимонад еще несколько пакетиков сахара, хоть я и видела, что он уже не растворяется и крупинки плавают на поверхности.

Она указывала на кого-нибудь из людей внизу, привлекших ее внимание:

— Стелла Брайант. Наши родители дружат, так что вечно она где-нибудь рядом. Поистине невыносимо.

Или еще:

— Олсен, один из друзей Паркера. Я с ним целовалась, когда мне было четырнадцать, с тех пор он боится даже слово мне сказать. Кстати, я до сих пор не знаю его имени.

Однажды она указала соломинкой поверх перил ограждения, в сторону пристани:

— Кто это?

— Кто?

Она закатила глаза:

— Тот парень, на которого ты поглядываешь.

И уставилась на меня не мигая, и я тоже, пока наконец не вздохнула и не откинулась на спинку моего кресла.

— Коннор Харлоу. Дружба переросла в роман, и оказалось, что очень напрасно.

— А-а, — откликнулась она, оживилась и придвинулась ближе, опираясь подбородком на ладони. — Ну же, продолжай. Выкладывай все начистоту.

Худшее я пропустила — о том, в кого я превратилась прошлой зимой. Не стала рассказывать о себе то, что сама предпочла бы не знать. Не упомянула, что он был моим самым давним другом, вдобавок самым близким, — это место теперь занимала сама Сэди.

— Обычная история. Переспала с ним разок еще до того, как поняла, что лучше этого не делать. — Я поморщилась. — А потом еще раз, когда уже знала, что не стоит.

Она рассмеялась громко и удивленно.

— А потом, — продолжала я, — поскольку саморазрушению неведомы границы, на следующей неделе он застукал меня на пляже со своим другом.

Она дважды моргнула, у нее заблестели глаза.

— Ну, в таком случае, — здравствуй. Рада знакомству. Я Сэди.

Я засмеялась.

— А потом, — продолжала я, подогретая ее реакцией, — я заявилась домой к нашей подруге пьяной. В мини-отель «Мыс» — знаешь такой? То есть в стельку пьяной, и разыскивала его. Убежденная, что они с моей подругой Фейт сошлись на почве моего тогдашнего состояния. А когда Фейт попыталась успокоить меня, я закатила такой скандал, что ее родители вызвали полицию.

Рот Сэди округлился, стал идеально круглой буквой «О». Она была в восторге.

И еще одна подробность, кульминационный момент из моей жизни:

— Полиция прибыла как раз вовремя и увидела, как я толкаю Фейт. Она споткнулась о шланги — ну для бассейна, знаешь? Упала и сломала руку. Черт знает что.

Это признание стоило сделать уже ради того, чтобы увидеть выражение лица Сэди.

— Тебя забрали в полицию? — вытаращив глаза, спросила она.

— Нет. Городок маленький, Фейт не стала подавать в суд. Так что отделалась предупреждением. Несчастный случай, — я изобразила в воздухе кавычки для «несчастного случая», хотя именно им он и был. Я не хотела навредить Фейт — не то чтобы я была в состоянии помнить детали. И все же, как вскоре выяснилось, местное население в массе не отличается снисходительностью, когда речь идет о рукоприкладстве.

Сэди отпила еще лимонада, не сводя с меня глаз.

— Насколько же твоя жизнь интереснее моей, Эйвери.

— Очень сомневаюсь, — сказала я.

Позднее Фейт назвала меня чокнутой, долбанутой, сказала, что мне лечиться надо. Если даже самые близкие друзья махнули на тебя рукой, пиши пропало. Но реакция Сэди меня восхищала. И я продолжала делиться подробностями той зимы — безрассудством, неуправляемостью, — сознаваясь в каждой из них. И ощущая нечто вроде облегчения, которым сопровождается передача деталей собственной жизни кому-то другому. Когда мы наконец встали, Сэди схватилась за стол, чтобы не упасть.

— Голова закружилась, — объяснила она. — Кажется, у меня передоз твоей жизни.

Я сделала книксен.

— Мне показалось, честности ради следует подготовить тебя.

Все то, что обычно отталкивало людей, только притягивало ее, и мне захотелось большего. Заставить ее смеяться и качать головой. Наблюдать, как я скатываюсь к размытому краю. Стать всем, что я пыталась забыть, до тех пор, пока через два месяца не кончится сезон и она не уедет. Ненадолго наведается домой, в Коннектикут, а потом вернется в бостонский колледж.

Мы обменивались эсэмэсками. Мы созванивались.

В мае следующего года, когда она наконец вернулась, я ждала ее на утесах, и когда она сказала: «Просто доверься мне», я так и сделала — не думая, не предполагая, что возможны варианты. Она повезла меня прямо в тату-салон в другом городе, находившемся южнее по побережью, через два от нашего, и велела: «Закрой глаза».

* * *

Коннор был моим. Моей историей, моим прошлым. Но с годами границы между жизнью Сэди и моей начали размываться. Ее дом стал моим домом. Ее одежда лежала в моем шкафу. Ключи от машины висели на обеих связках. Появились общие воспоминания. Я восхищалась Грантом по ее примеру, не выносила Бьянку, потому что так к ней относилась Сэди. Мы ненавидели и любили в паре, одно и то же. Я смотрела на мир ее глазами. И думала, что вижу что-то новое.