Последняя граната

Чутье... Ну, пусть будет чутье. Совсем недавно оно не обмануло его. С группой солдат он совершал агитрейд в один из кишлаков. Рейды обычно проводились по согласованию с местными властями и при их непосредственном участии. Многим афганцам пока трудно самостоятельно разобраться в происходящем. К тому же коварство врагов революции не знает границ: шантаж, листовки, угрозы, разного рода радиоголоса... Попробуй разберись, что к чему. Бывает, на весь кишлак только один житель имеет образование. Хорошо, если он моулави (учитель), а чаще всего это мулла.

В свою агитбригаду Демаков включал ребят толковых, умеющих говорить просто, доходчиво. Обязательно в нее входили рядовые Нуров, знавший одинаково хорошо языки фарси и дари, и Ягофаров. У этих солдат было врожденное чувство доброжелательности.

Как-то при сопровождении колонны, когда на малом привале времени едва хватало, чтобы подышать свежим воздухом и глотнуть из фляги воды, Александр увидел их в окружении местных жителей. Дехкане взволнованно говорили, простирали руки к аллаху, перебивали друг друга. Увидев офицера, сразу смолкли, почтительно склонив голову.

— О чем разговор? — поинтересовался он у солдат. Те объяснили, чем так взволнованы дехкане. Год выдался засушливым, и к осени река совсем обмелела. Воды в ней даже кувшинами трудно набрать. А местный богатей, чьи угодья расположены ближе к подножью хребта, сделал запруду. Беднякам не осталось и глотка.

— Им, товарищ лейтенант, многое непонятно, — сказал Нуров. — Грамотных в кишлаке нет. Они даже не знают декрета о земельной реформе. Объясняю им, что вода, как и земля, стала общим достоянием.

Демаков присоединился к беседе. Начал рассказывать, что правительство Афганистана распорядилось: землей должен владеть тот, кто ее обрабатывает. Не будет больше заминдаров (помещиков) и не будет батраков. Сказал серьезно, а аксакалы засмеялись. Один старичок хихикал так, что борода тряслась.

— Почему смеетесь? Я ведь смешного ничего не сказал, — нахмурился лейтенант. — Революция дехканам землю дает, воду для полива...

— Может, и дает, да только ее никто не возьмет, — уже всерьез ответил аксакал.

— Почему же?

— Да потому, что земля чужая, ее трогать нельзя.

— Но ведь декрет издан...

— Э-э, дорогой, вы — умный начальник, а простой истины не понимаете, — вздохнул все тот же старичок. — Декрет смертные люди написали, а коран написан святой рукой. Частная собственность неприкосновенна! И горе тому, кто на нее посягнет.

— Горе, горе тому, — как клятву повторили другие дехкане.

В пути после малого привала Демаков никак не мог забыть эти слова. «Вот и попробуй, — размышлял он, — разъясни им декреты республики. Государство бесплатно раздает беднякам землю, а они брать ее боятся, за грех считают... Сколько нужно усилий, чтобы заставить их уверовать в справедливость декретов».

В другой раз он увидел Нурова за беседой с афганским солдатом. Тот его слушал внимательно и все прицокивал языком, словно Нуров рассказывал сказку из «Тысячи и одной ночи».

— Женат? — спросил он афганского воина.

— Нет, — ответил тот.

— Почему?

— Денег нет, за жену надо платить.

— Сколько?

— От сорока тысяч афганей и более... Есть и меньше.

— А сколько получаете?

— Около двух тысяч.

— Знаете, — сказал потом офицеру Нуров, — они даже не представляют, что такое колхоз. Как там живут, как работают... Про города спрашивают, дружно ли живем. Сколько стоит хлеб, сколько метр ткани на рубаху. Они слушают и удивляются.

«Хорошо действуют на афганцев эти простые солдатские беседы», — размышлял Демаков, собираясь в агитрейд. Готовился он к нему тщательно. Многие суры корана наизусть выучил. Доходчиво и терпеливо вместе со своими помощниками растолковывал он неграмотным и одураченным, что революционная земельная реформа, всеобщее равенство, раскрепощение женщин, школьное обучение детей — это не безбожие, не дьявольский грех, а святая забота о благе простых людей. Не чурался Александр налаживать взаимопонимание и с муллами. В окрестных кишлаках его знали в лицо и уважительно приветствовали.

А в тот памятный агитрейд Демаков отправился в отдаленный кишлак, в котором еще не бывал. Селенье это приютилось высоко в горах, между голыми скалами, почти круглый год одетыми в пышную белоснежную чалму. На исходе лета, когда ледники сбегут с них шумными и пенистыми реками, эти скалы снимают свою чалму и становятся похожими на острые кинжалы, пронзающие небо. Название кишлака Александр запомнил хорошо — в переводе на русский язык оно означает «потомок пророка». К нему вела коварная горная дорога, по которой на машине можно подняться только в летнее время. Горе же было тем, кто пытался проехать в селение зимой. Многие, кто рисковал, исчезали без следа. И только на дне ущелья чабаны потом находили остовы «бурубухаек».