Последняя граница

– Мы, вероятно, уже близко от них, – сказал Уинт.

Мюррей двинулся дальше, проклиная разномастных лошадей, не обладавших и наполовину выносливостью полковых серых. Их гнали без пощады и жалости. На следующий день, еще до полудня, отряд обнаружил место, где совсем недавно находился индейский лагерь.

– Они долго отдыхали здесь, – сказал сержант Кембрен. – Костры горели несколько часов.

Уинт поднял брошенный щит из бизоньей кожи, пробитый у края пулей.

– Простреленному щиту они уже не доверяют, – пояснил он Мюррею.

В сумерки они увидели индейцев, и Мюррей бесновался и проклинал всех и всё, потому что усталые лошади не могли следовать за ускользавшими от них индейцами.

– Нам необходим отдых. Люди еще выдержат, но вы погубите лошадей, – сказал Уинт.

И, вопреки своему желанию, Мюррей дал солдатам часовую передышку, во время которой он не переставая ходил взад и вперед среди наступившего мрака. Уинт подошел к нему и нерешительно положил ему руку на плечо:

– Послушайте, Мюррей… Мы немало пережили за эти недели…

– Ну и что же? – подозрительно и враждебно спросил Мюррей.

– Могу я сказать, что думаю?

– Можете, – ответил Мюррей.

– Все это дело обычное, ведь вы служите в армии. Не важно, как это началось, почему вы поступили в академию, почему стали офицером. Главное то, что вы здесь и что это ваш служебный долг. Когда все кончится, то мы об этом забудем и на очереди будут другие обязанности.

– Так ли?

– Но это мучает вас. Эти проклятые шайены чем-то задевают вас за живое.

– Они на всех нас действуют, – ответил Мюррей.

Он не мог бы рассказать Уинту, каково это – почувствовать себя опустошенным, утратить веру в то, чему служишь, в мундир, который носишь, и разочароваться во всем, что было дорого.

Через час он поднял людей, и они двинулись опять в ночь и мрак. Этой ночью они настигли убегающее племя и, обнажив сабли, дрались с арьергардом шайенов.

Странная стычка в темноте кончилась ничем. Индейцы опять скрылись, а кавалеристы, соскользнув с седел, бросились на землю и, даже не разведя костров, уснули рядом с лошадьми.

Джексон, репортер «Геральда», проехал долгий путь. Он устал, чувствовал себя одиноко, неуютно и вполне соглашался с каждым, кто выражал свое презрение или ненависть к Оклахоме. Его угнетало сознание, что он так далеко от всего, что любил: от мягкой постели, хорошего пива, интересных бесед, не похожих на те, которые ему приходилось теперь вести с миссионером-квакером и его женой, с учительницей или рабочими агентства. Правда, он забрался не так далеко, как Стенли, другой репортер из «Геральда», который отправился в Африку на поиски доктора Ливингстона, но все же заехал достаточно далеко. Однажды ему пришлось уже побывать на Индейской Территории, и теперь он удивлялся, как это он мог забыть о моральных и физических муках, причиненных ему шестидесятимильным переездом в дилижансе. Он сидел, откинувшись на спинку плетеного стула, в гостиной агента Майлса в Дарлингтоне и слушал, что говорила тетушка Люси:

– Но право же, мистер Джексон, сейчас не так жарко. Это ведь уже бабье лето, середина настоящего лета гораздо жарче.

– Неужели еще жарче? – переспросил Джексон.

– Тогда стоит сухая жара, – поспешно разъяснил Майлс. – Но она все-таки легче, чем ваша восточная, приморская жара.

Джексон кивнул и вытер лоб. Это были такие ограниченные люди, такие жалкие в своем страхе перед нью-йоркской газетой, протянувшей к ним свои цепкие когти через пространство в две тысячи миль, что у него не хватило духу выложить им всю правду. Он уже давно пришел к заключению, что отъявленных злодеев не существует. Глупость, эгоизм, мелочность, трусость – это он находил в избытке как под сводами конгресса США, так и повсюду. Но отъявленных злодеев?.. И он спросил себя: «А кого я ожидал встретить? Саймона Легри? [16]Вот тут предо мной уже пожилая и недалекая пара, получающая средства к жизни от агентства. Если они лишатся работы здесь, то погибнут так же, как погиб бы я сам, если бы меня навсегда лишили возможности написать хотя бы строчку».

– Жара летом очень тяжела, – заявила тетушка Люси в приливе откровенности, – вот почему у нас и бывает летом много неприятностей.

– Вероятно.

– Люди на востоке всегда готовы находить ошибки у других, – сказала она.

– Конечно, ведь они не представляют, как здесь живется, – примирительно ответил он.

– Это нехорошо с их стороны. Мы не жалуемся, хотя могли бы на многое пожаловаться.

Он кивнул: конечно, у них есть оправдание…

– Но ведь не только жара вынудила индейцев бежать отсюда?

– Трудно понять причины, какими руководствуются в своих поступках дикари, – сказал агент Майлс. – Иногда они ведут себя совсем как дети.

– Вы действительно в этом уверены? – с любопытством спросил Джексон.

– Разумеется, – ответила тетушка Люси. – Я только вчера говорила Джону относительно окон. Видите ли, они не могут понять, что окна существуют для того, чтобы смотреть из них наружу, а не снаружи в комнату. Проходя мимо дома, они останавливаются и прижимают лица к стеклу. И никак не втолкуешь им, что это дурно.