Последняя граница. Дрейфующая станция «Зет»

Сидевший у консоли управления юноша, у которого нервно подергивалась щека, принялся твердить:

— Боже милостивый. Боже милостивый...

Голос его, поначалу едва слышный, становился все громче и громче, приближаясь к истерике. Подойдя к матросу, Суонсон коснулся его плеча:

— Нельзя ли потише, паренек? А то думать мешаешь.

Бормотание прекратилось, юноша застыл словно изваяние из серого гранита. Лишь на шее с частотой отбойного молотка трепетала жилка.

— Сколько еще может выдержать субмарина? — спросил я равнодушным тоном. Но слова мои прозвучали словно кваканье простуженной жабы.

— Думаю, мы вторгаемся в область неизведанного, — спокойно признался командир корабля. — Мы на глубине тысячи футов с хвостиком. Если глубиномер показывает правильно, предел прочности остался позади. Нас должно было раздавить полсотней футов выше. В настоящую минуту давление воды на корпус значительно превышает миллион тонн. — Самообладание командира, его ледяное спокойствие потрясали воображение. Чтобы найти такого человека, пришлось, должно быть, обшарить всю Америку. Коммандер Суонсон являлся именно тем человеком, который был нужен в данную минуту в данном месте, то есть в центральном посту затерявшейся в океанских просторах субмарины, очутившейся на фантастической глубине.

— Скорость погружения уменьшается, — прошептал Ганзен.

— Уменьшается, — кивнул Суонсон.

Но, по-моему, уменьшалась она гораздо медленнее, чем бы мне хотелось. Вряд ли корпус сможет долго выдерживать такое давление. Каков-то будет конец? Но в следующую минуту я отбросил эту мысль. Все равно не узнаю. Должно быть, на каждый квадратный фут теперь приходится тонн двадцать. Если нас раздавит, то мы и почувствовать ничего не успеем.

Вновь послышался звонок. Звонили из машинного. На этот раз в голосе механика звучало отчаяние.

— Надо уменьшить обороты, командир. Редуктор докрасна раскалился.

— Когда раскалится добела, тогда и начинай жаловат-ся, — оборвал его Суонсон. Если машины разнесет, их разнесет все равно; но прежде чем это произойдет, командир вытрясет из них душу, чтобы попытаться спасти корабль. Раздался еще один звонок.

— Центральный? — прозвучал резкий высокий голос. — Докладывают из столовой для нижних чинов. Начинает просачиваться вода.

Присутствующие в центральном посту люди оторвали глаза от глубиномера и впились в динамик. Подвергнутый фантастическому давлению корпус в конце концов дал течь. Достаточно крохотного отверстия, тонкой, как паутинка, трещинки, чтобы корпус лопнул и расплющился словно игрушка, угодившая под паровой молот. Стоило лишь мельком взглянуть на бледные, испуганные лица моряков, чтобы понять: об этом же подумали и они.

— Где? — спросил Суонсон.

— У переборки с правого борта.

— Много воды?

— С пинту-две. Струится по переборке. Но течь усиливается. Скажите, ради Бога, командир, что нам делать?

— Что делать? — отозвался Суонсон. — Взять швабру и вытирать воду, черт бы ее побрал. Неужели хотите жить в грязи? — С этими словами он повесил микрофон.

— Погружение прекратилось, — послышались эти два слова, а следом за ними — молитва. Я ошибся, сказав, что все впились глазами в динамик. Один из присутствующих, юноша, сидевший у пульта управления погружением и всплытием, неотрывно следил за глубиномером.

— Погружение прекратилось, — подтвердил и командир поста. Голос его дрогнул.

Никто не произнес ни слова. С изуродованных пальцев Ганзена продолжала капать кровь. Мне показалось, что на лбу Суонсона выступила испарина, но я мог и ошибиться. Под ногами у нас по-прежнему дрожала палуба: могучие механизмы старались изо всех сил вырвать «Дельфин» из объятий смерти; в цистерны с дизельным топливом и пресной водой по-прежнему с шипением поступал воздух.

Показаний глубиномера я больше не видел: его закрывал от меня командир поста погружения и всплытия.

Прошло девяносто секунд, показавшихся нам долгими, как високосный год. Девяносто бесконечных секунд, в продолжение которых мы ждали, когда внутрь субмарины ворвется вода и поглотит всех нас. Затем командир поста проговорил:

— Глубина уменьшилась. На десять футов.

— Ты уверен? — спросил Суонсон.

— Ставлю на пари годовое жалованье.

— Подожди, когда домой вернемся, — пожурил его командир. — Корпус может не выдержать. Это давно должно было произойти. Надо подняться еще на сотню футов, чтобы на пару тонн уменьшить удельное давление. Тогда у нас появится шанс. Во всяком случае, шансы будут равны. После этого они будут увеличиваться. По мере подъема сжатый воздух в торпедном отсеке станет расширяться, вытесняя из него воду и уменьшая массу корабля.

— Глубина уменьшается, — повторил командир поста погружения и всплытия. — Глубина уменьшается. Скорость подъема без изменения.

Подойдя к посту, Суонсон стал наблюдать за медленным перемещением стрелки глубиномера.

— Сколько осталось пресной воды?

— Тридцать процентов.

— Прекратить продувку цистерн с пресной водой. Машинам средний ход назад.

Рев сжатого воздуха почти стих, и палуба почти перестала дрожать под ногами.